Его руки скользнули вниз по моим рукам, в то время как он смотрел на меня так, что я невольно подумала о восторженных криках и крови капающей с клинка. Собственичество было настолько неправильным для сравнения с этим.
– Я не хочу чего-либо пытаться. Я хочу, чтобы ты вышла за меня.
Я думала, что удивилась чуть раньше. Теперь я действительно знала, что означает это слово. В течение нескольких секунд я была убеждена, что я не правильно расслышала.
Улыбка Влада была с тенью жестокости.
– Любовь это страшная слабость. Она дает вашим врагам идеальную цель, но небесам плевам на твое мнение, она делает тебя безрассудным… и все это только в хороший день. – Его руки продолжали ласкать меня, подбираясь к моей талии, их тепло едва уменьшалось от тонкого материала моего халата. – В плохой день, – продолжал он, и его голос становился суровей, – она может уничтожить тебя. Я никогда не хотел подвергать себя этому снова, так что да, я держал тебя на расстоянии вытянутой руки. Я даже позволил тебе уйти, чтобы доказать самому себе, что ты не значила для меня больше, чем все мои предыдущие любовницы. И потом Мартин позвонил мне, сообщая, что тебя убили.
Прежде чем он отпустил меня, его руки до боли сжались на мне, а затем он сжал свои руки в кулаки. – Меня ничто тогда не волновало. Не нападки моих врагов, ни защита моего народа, и как бы не сводило бы меня сума твое ожидание, что я стану, вести себя как современный мужчина, словно я могу сбросить со счетов половину тысячелетия своей жизни, я уступаю твоей прихоти.
Это последнее замечание было несправедливым, но я скажу об этом позже.
– Потом я пошел в морг и увидел, что эти кости не были твоими, снова услышал твой голос в своей голове, – он закрыл глаза, – и снова все остальное перестало иметь значение. – Его рот скривился, когда он открыл глаза. – Затем, конечно же, я обнаружил, что ты сбежала с Максимом, поскольку думала, что я был единственным, кто мог пытаться тебя убить. Это взбесило меня, но я был полон решимости, найти тебя. Как только я это сделал, я обезумел от тебя не меньше, чем раньше, но за последние несколько дней, я понял, что уже слишком поздно.
Влад обхватил мое лицо, когда посмотрел на меня с такой интенсивностью, что мое сердце бешено заколотилось.
– Я люблю тебя, Лейла, и ничего нет важнее этого.
Никогда не знала, что радость может ощущаться физически, но я не могла объяснить ничем другим волну, охватившую меня с ног до головы. Мое горло сжалось, грудь распухла, а мои пальцы задрожали. Кроме того то, что уже давно было разрушено в моей душе, казалось, собралось воедино, и, хоть я не могла чувствовать это физически, это было столь же реальным и сильным.
– Я тоже люблю тебя, Влад.
Я бы сказала нечто большее, если бы его рот не заткнул меня страстным поцелуем, от которого я не могла сделать и вздоха.
Трудно думать было не только от страсти, но и от перемешавшейся мантры люблю-ты-нужен-мне-хочу-тебя!
Он поднял голову, и, невероятно, остановил меня, когда я начала расстегивать его рубашку.
– На это нет времени, – пробормотал он.
Я посмотрела на него с недоверием.
– У тебя есть более важные дела?
У меня их не было. На самом деле, если мои соски станут еще хоть чуточку тверже, ткань порвется в том месте, где их скрывал мой халат.
Он посмотрел вниз, как будто осуждал себя, а из его горла вырвался резкий рык.
– Не более важные, но мы оба будем очень заняты до церемонии сегодняшнего вечера.
– Церемонии? Какой церемонии?
Улыбка, которой он меня одарил, была отчасти радостной, отчасти дикой.
– Нашей свадьбы.
На долю секунды я подумала, что это все сон. Это должен был он быть, потому что он не мог вот так просто сказать, что мы женимся сегодня вечером.
– Я не согласна с этим.
Его улыбка исчезла.
– Ты говоришь, нет?
– Нет. Э-э, не нет, но, знаешь…
Я знала, что это не имело никакого смысла, но мой разум был охвачен вихрем радости, шока и неверия. В то же время, рациональная часть меня лопнула, Возьми себя в руки, Лейла! Еще одно потрясение и я волшебным образом превращусь в красавицу с Юга девятнадцатого века, раздувая в себе все это до тех пор, пока не начну, задыхаясь говорить «Это все так неожиданно!». Я дала себе мысленную затрещину и попыталась снова.
– Знаю, прежде чем мы расстались, с тем кольцом вышло недоразумение, но, как я уже говорила тебе тогда, я не собираюсь вытягивать из тебя предложение. Я хочу лишь, чтобы ты был открыт для любви.
Он засмеялся, останавливая меня на полуслове, поскольку это был не его чувственный смех и даже не пренебрежительный, этот смех превосходил все те, что я слышала раньше. Это было чем-то новым, и если бы мне пришлось его как-то назвать, я бы сказала, что он выходил из самого его центра.
– Как думаешь, что должно было произойти, когда ты заставила меня понять, что я влюблен в тебя? Разве мне не захотелось бы чего-то большего? Или просто заняться тем, чем мы только что занимались?
Еще один смех послал по моей коже гусиную рябь, несмотря на весь жар моего тела. Затем его смех исчез, и он наклонился, пока его рот не оказался в миллиметрах от моего.