Дважды в одну реку (СИ)

Даше всегда казалось, что большие перемены в жизни сопряжены с какими-то большими событиями, чем-то наподобие движения тектонических плит. При ее отъезде в Уортон так все и было — Даша оказалась в другой стране, среде и в новых для себя обстоятельствах, было трудно временами до слез и непривычно, словно ее выбросили на чужой планете. Сейчас все происходило совсем не так — жизнь с Максимом оказалась настолько привычной, словно они были вместе долгие годы, земные плиты не двигались, вокруг ничего не рушилось и не взрывалось, все было так, как нужно, как ей давно хотелось, все было правильно, как ни старалась Даша отмежеваться от этого слова.

Они уезжали в Стамбул в странном качестве, они больше не были парнем и девушкой, как в годы студенческой юности, их было сложно назвать безликим словом «друзья», больше подходило банальное определение «мы с ним / с ней живем вместе». Вернулись же они парой. И пусть Максим хотел сделать ей правильное предложение, Даша не собиралась ждать, когда он найдет то самое время и место, она это предложение уже приняла. Кто-то говорил, что инициатива женщины в отношениях наказуема, Даша была готова это признать, в конце концов, она долгие годы своими переживаниями и расстройствами платила за то, что так продуманно завлекла юного Макса. Сейчас же Даша не стремилась проявить инициативу, она просто дала согласие на то, что Макс так давно должен был ей сказать.

Утром понедельника по возвращении из Стамбула Даша достала из сейфа старое кольцо Tiffany, привет из дождливого Парижа шестилетней давности, и надела его. Максим взглянул неодобрительно, но промолчал: посчитал, что она слишком спешит или огорчился, что кольцо для двадцатипятилетней Даши не смотрелось так роскошно на ней же тридцати лет? В течение дня ей было не размышлений — в банке начался аудит, который должен был вскрыть все аферы Константина, Максим после обеда отправился в больницу, и Даша с беспокойством ждала его звонка, но время от времени она с радостью бросала взгляд на сияние солнечных лучей в гранях бриллианта.

Вечером они встретились возле въезда в подземный паркинг, припарковались рядом — черный автомобиль рядом с красным, и отправились домой. Макс рассказал о своем походе к хирургу, приготовил рыбу на гриле, пока она старалась более или менее прилично нарезать салат, а потом за бокалом Gewurztraminer с так любимыми ею марципанами молча надел на Дашин палец кольцо с немного даже неприличным бриллиантом.

— Оставь это для нашей будущей дочки, — сказал он про старое Tiffany, — Надеюсь, мне повезет больше, чем бедняге из банка спермы, и у нас будет маленькая Даша.

Она не стала возражать, не стала спрашивать ни о чем, только порадовалась в душе, что Максим, не любя дочь свою и Иры, хочет ребенка от нее.

Тектонических сдвигов их с Максимом желание быть вместе, может, и не повлекло, зато Дашу почти затопило цунами разговоров, со своей мамой, с мамой Максима и, конечно, с его бывшей женой.

Ее мама восприняла все очень спокойно, может быть, даже слишком, словно знала, что дочь никогда не будет счастлива с другим мужчиной.

— Ты твердо все решила, Даша? — спросила она. — Ты не будешь потом жалеть? Ты ведь так стремилась прочь из Ростова, а Максим так или иначе привяжет тебя к нему.

— Я решила, мама, — Даша не могла скрыть довольную улыбку. Мамины слова напомнили ей вопросы Максима, каждое утро спрашивавшего, не собирается ли она уехать, не пожалеет ли о жизни вдалеке от столиц. — Я сделала все, ради чего уезжала из Ростова, — Дашин ответ был одним и тем же. — Я с радостью снова поеду в Европу, в Америку, но я больше не хочу там жить. Там была учеба, даже когда я формально перестала учиться, а здесь будет жизнь. И я не буду зарекаться, что никогда не захочу уехать, но одно могу сказать точно — сейчас я уезжать не хочу.

— Ты уверена, что хочешь быть именно с Максимом, с сегодняшним Максимом, а не с тем, которого помнишь в прошлом? — не переставала сомневаться мама.