Дважды возрожденный

- Идите отдыхайте, - машет Мичман дымящейся трубкой в сторону двери. Вечер будет трудным.

- Как думаешь, что с нами будет? - спрашивает поникший Стас, обращаясь ко мне. - Что эти недомерки могут придумать?

- Не знаю, Стас. Не знаю. - От всех этих разговоров у меня сильно разболелась голова и возникло непреодолимое желание завалиться на кровать в своей комнате и пару часиков всласть поспать. - Ну, в конце концов, не инквизиция же тут у них.

- Инквизиция? - его передергивает от этого слова. - Это типа дыбы и испанских сапог с иглами?

- В испанских сапогах нет игл, - утешил его Мичман. - Это сапоги из сырой кожи. Их смачивают водой и, одев на ноги жертве, помещают в огонь. Под действием температуры кожа сокращается, тисками сжимая ноги. Очень действенное средство для повышения разговорчивости и излечения всех видов склероза.

От таких комментариев Стас побледнел, и веснушки на его мальчишеском лице стали еще ярче.

- Ты серьезно? - на всякий случай переспрашивает он, глядя на абсолютно серьезное лицо Мичмана. - Думаешь, у них такое есть?

- А ну марш отдыхать! - отдает тот команду вместо ответа на вопрос. Чтобы через три секунды вас уже здесь не было. Две из них уже прошли.

Не желая с ним спорить, покидаем комнату и уныло бредем по крутой каменной лестнице вниз. Наши комнаты находятся на втором этаже Башни, единственного здания внутри Цитадели.

- Привет! Ну как вы? - участливо спрашивает поднимающаяся вверх Лена. Все уже в курсе происходящего, но подробности знаем только мы и Мичман.

- Хреново! Хреновее не бывает! - мрачно отмахиваюсь я. - Подставились по полной программе.

- А как вы его проглядели? Возле этой шахты ведь крупных скал нет. Сама не раз там бывала. Спали, наверное?

- Лен! - пытаясь быть вежливым, говорит Стас. - Отстань, пожалуйста. Потом поговорим, - Он сделал ударение на слове "пожалуйста".

Лена обидчиво надула губы и двинулась вверх по лестнице, тряхнув перед нашим носом хвостом темных волос.

- Не обижайся! - говорю ей в спину. - Лен...

Она отмахивается от нас рукой, как от надоедливых мух, и скрывается за поворотом, не удостоив нас даже взглядом.

- Терпеть не могу баб! - высказываю я свое мнение о произошедшем. - Одни проблемы.

Голова начала болеть еще сильней. Из глубин мозга к вискам поднимается пульсирующая боль, постепенно оттесняя на задний план краски окружающего мира.

- Точно, - поддакивает Стас. - У людей тут, понимаешь, проблемы, а она обиженную из себя строит, - Он изобразил неприличный жест в сторону ушедшей девушки. - Вроде бы и взрослый человек. Двадцать лет уже, а ведет себя как избалованный ребенок. Может, нас вечером в сапоги канадские засунут... А она тут...

- Я пошел отдыхать, - хлопаю разошедшегося Стаса по плечу и иду к себе в комнату, не желая дальше выслушивать его глубокомысленные тирады.

Бесшумно открывшаяся дверь впустила меня в комнату. Спартанскую обстановку комнаты скрашивают только несколько пестрых плакатов с обнаженными девицами на стенах и висящий в кожаных ножнах двуручный топор с лезвиями причудливой формы. Даже не знаю, кто его заказал. У кого могло на это ума хватить? Когда разбирали огромную кучу заказа, мне эта вещица приглянулась, и я ее сразу же заграбастал. Пользоваться я им особо-то и не умею, тем более что он тяжеловат для меня. Не дотягиваю силенками до викингов, махавших в древности такими железками. По мне, автомат проще. И веса меньше, и эффект побольше будет.

Постанывая от пульсирующей в голове боли, сбрасываю прямо на пол тяжелый бронежилет и падаю на жесткую кровать, накрытую пестрым матрасом.

Усталость и длительное нервное напряжение почти сразу отправляют меня в страну сна, полную скачущих тушканчиков и безголовых мужиков с трезубцами в руках.

ГЛАВА 3

Здесь закат даже стыдно таким хорошим словом назвать. Учитывая, что вокруг все серое - и скалы, и небо, - момент захода солнца больше похож на набрасывание замусоленной рваной тряпки на пыльную и тусклую лампу. Становится чуть темнее и как бы еще серее. Здесь и приличной темноты-то по ночам не бывает. Как только садится солнце, сразу же выпрыгивает еще более мерзкая луна, похожая на гнилой кусок сыра, обкусанный мышами.

Я стою на вершине Западного бастиона. У самого краешка стены, чувствуя пальцами ног даже сквозь подошву тяжелых ботинок каменную грань.

Я провожаю солнце.

Пусть оно мне и чужое, но нет никакой уверенности, что я его еще увижу. Неизвестно, что решат гномы. Чем мы заплатим за гибель их сородичей?

Жизнью?