Митра поймал за руку какую-то танцовщицу и скрылся с моих глаз. А я отошел к тихой заводи, чтобы окунуться в прохладу озера. Но оказалось, что побыть в уединении мне не удастся: перед самой кромкой воды очень прямо стояла невысокая стройная девушка в серебристой одежде. Но не одежда, а невидимая аура светлой силы, окружавшая ее, заставила меня приблизиться. Словно почувствовав мое присутствие, она медленно обернулась и посмотрела на меня. Спокойно, даже безмятежно остановился на мне взгляд ее удлиненных, как лепестки лотоса, глаз. Серебряная диадема вспыхнула на высоком белом лбу.
У меня захватило дыхание, когда я понял, что стою перед прекрасной северянкой, посетившей полгода назад наш ашрам. Тогда она показалась мне намного старше. Теперь, глядя на ее чистую кожу и свежие губы, я понял, что весьма близок ей годами. Вот только в глубине глаз теплилось что-то, не позволявшее мне признать ее равной себе и просто заговорить… Пожалуй, можно сказать, что она смотрела на меня из безмерной дали Высоких полей, и я был совсем не уверен, что мои слова, обращенные к ней, будут услышаны.
В немом вопросе она склонила голову набок и улыбнулась одними губами. А потом к нам прихлынула толпа веселящихся молодых придворных и увлекла северянку с собой.
Я придержал одного из них за край одежды и, боюсь, не очень вежливо спросил его, кто эта женщина.
— Ее зовут Лата. Она — апсара, дваждырожденная.
Возвращаться к пирующим не хотелось. Я боялся расплескать радостное предчувствие, наполнившее мое сердце золотистым дрожащим сиянием.
И вдруг на зеркальную поверхность воды сели розовые фламинго. Из толпы пирующих раздались крики восторга и торжества. Ко мне подбежал Митра, тоже захваченный порывом радостного возбуждения.
— Жрецы у священных огней сказали, что их молитвы услышаны. Фламинго — знамение победы и счастья! — выпалил он, — Кришна, Баладева и Арджуна получили знак, что их путь угоден богам! Слышишь, как радуются их приближенные. Пришло время действий…
Я молча кивнул головой, не желая рвать оцепенение сердечной молитвы и объяснять другу, что грациозные, сияющие, как заря, птицы не имели никакого отношения к делам царей. В моей душе ровно и ясно горел огонь веры, что эти фламинго сегодня указывали путь к счастью лишь одному человеку — мне.
Надо сказать, что первое знакомство с Арджуной несколько разочаровало меня и Митру.
— Он мало похож на дваждырожденного, — сказал Митра Крипе. — Воин, уставший в боях, царь без царства, но не повелитель брахмы, не мудрый риши.
— Подождите судить, — ответил Крипа. — Наши братья по-разному используют брахму: — кто-то для возжигания огня в чакрах, кто-то для сжигания врагов. И Кришна, и Арджуна такие же дваждырожденные, как и ваш учитель. Но на них уже пал отблеск богатства и власти, придав золотые и кроваво-красные тона их огню.
— А мне показалось, что жрецы, сопровождавшие Кришну и Арджуну, больше похожи на дваждырожденных, — сказал я.
Крипа пожал могучими плечами:
— Все, что они умеют, это читать мантры да лить в огонь жертвенное масло. Они искусны в принесении жертв и пении гимнов, но разве может дым сгоревшего на алтаре масла изменить законы Вселенной? Мудрые властелины знают, что карма неодолима, а река времени уносит на своих волнах даже великих мудрецов и богов. Здесь, в Двараке, нас хранит могучий зонт брахмы, поднятый Кришной и Баладевой. Простые люди не знают этого, но почитают обоих царей как посланцев неба. Поистине, это они смогли вселить надежду в сердца рода ядавов и вернуть им былую доблесть. Поверьте, что и Арджуна обладает настоящим могуществом. Оно не так заметно в мирное время. Но я бы не хотел быть в числе его врагов.
— Говорят, Арджуна — воплощение самого небесного воителя Индры, сказал Митра с улыбкой. — Я, конечно, понимаю, что это легенда, но чараны в один голос твердят, что в сражениях он неодолим.
Крипа ответил:
— Просто у Арджуны были хорошие настав ники. Что же касается неуязвимости в бою, то будь вы царскими сыновьями, и на вас могли бы оказаться доспехи стоимостью в тысячу коров. Но главное — постоянные упражнения, они творят чудеса, а потому начнем тренировки. Дух бойца должен найти надежную опору в собственном теле, — так сказал нам Крипа. — Ищите не форму, а состояние.
И действительно, я почти не помню упражнений, которые он заставлял нас делать изо дня в день, но никогда не забуду удивительного ощущения потери собственного тела. Я был не сгусток костей и мышц, а текучая вода, прозрачный невесомый туман, гибкий болотный тростник. Мое тело где-то отдельно от сознания бежало трусцой под палящим солнцем круг за кругом. И не моя воля, а сильный спокойный голос Крипы управлял движениями, как свежий ветер парусом корабля: