Дваждырожденные

Мне не было нужды впиваться взором в колышущийся мрак, чтобы разглядеть столь знакомое мне лицо великана с кроваво-красными глазами и рыжей бородой. Я слишком хорошо помнил его образ со времен Кампильи. Но это был не тот Гхатоткача, с которым мы любили сидеть у лагерного костра. Казалось, силы дикого леса, вызванные к жизни первобытной магией, клубились вокруг его фигуры, придавая ей сходство с черной скалой, окутанной тучами. Со всех сторон его колесницу окружали те, кого земледельцы звали «бродящими в ночи», — жители непроходимых лесов, вооруженные тяжелыми палицами и каменными топорами. Их становилось все больше, и гасли, гасли факелы в дрожащих руках воинов Ашваттхамана. Подобно черной дождевой туче, плотная масса лесных воителей гасила огонь жизни на противостоящей нам стороне. Две огромные колесницы двинулись навстречу друг другу.

Ашваттхаман, будучи сыном Дроны, считался сводным братом всем Пандавам, а значит, был связан узами родства и с Гхатоткачей.

— Твой отец, как и я — ученик Дроны, — крикнул Ашваттхаман, — ступай сражаться с другими, о наделенный доблестью! Не подобает отцу сражаться с сыном. Не должен я поднимать руку на сына Бхимасены.

— Я лишь подчиняюсь старшему в роду, — громовым голосом ответил Гхатоткача с глазами, медно-красными от гнева, — Юдхиштхира повелел мне спасти отца и остановить тебя. Ночная атака не принесет вам ни славы, ни победы, ибо попирает законы и кшатриев, и дваждырожденных. Я родился в роду куру, я внук Панду и сын Бхимасены. Никогда не отвращался я от сражения. Я дал обет погибнуть или испепелить все ваше войско.

— Да будет так, — сказал Ашваттхаман и, медленно подняв лук, возложил на тетиву сияющую стрелу, подобную жезлу бога Ямы. Гхатоткача тоже натянул лук, отведя правую руку до остроконечного уха. С жужжанием ушла в ночь черная стрела. Туча двинулась на луну. Потом чараны пели о майе, созданной ракшасом Гхатоткачей, чтобы помутить разум сына Дроны. Даже я, способный прозревать истинную сущность явлений благодаря зрячему сердцу, не мог пробиться сквозь сеть образов, сотканную Гхатоткачей. Владыка первобытного волшебства, он сражался с сыном брахмана-воителя, гася потоки его огненных стрел, как дождь гасит лесной пожар.

Его воины — жители бескрайних лесов, привыкшие к ночной охоте, видели в темноте, как дикие звери, как звери, они были бесстрашны и не ведали о кшатрийских законах, диктующих правила честной битвы. Широкогрудые, лишенные доспехов, но с мощными руками, вставали на пути колесниц, словно порождение мрака. Вступая в битву с кшатриями, они не тратили время на оглашение своих имен, не искали достойных соперников. Избегая поединков с закованными в панцири колесничими бойцами, они бросали короткие дротики и камни из пращей в возниц, облаченных в кожаные доспехи. Колесницы, потеряв управление, натыкались друг на друга, переворачивались со страшным грохотом.

Надежда вновь озарила наши сердца. Сбившись в плотные ряды и прикрывшись щитами, мы бросились на противостоящих нам щитоносцев Ашваттхамана. Всей своей волей, на пределе сил и надежд, мы вдавливались в ряды врагов, отступающих во тьму, все дальше и дальше оттесняя их с холма, каждое мгновение ожидая, что вот-вот порвется незримая нить, все еще соединяющая их в едином упругом порыве сопротивления.

И несравненный стрелок из лука, бесстрашный повелитель брахмы не выдержал этого напора. Погасло сияние луны. Черная туча, изливая потоки стрел, обратила Ашваттхамана в бегство. Вокруг меня кипела схватка, и, вынужденный драться за собственную жизнь, я потерял из виду и поле битвы, и колесницу Гхатоткачи. Лишь по тому, что победный рык лесных воинов раздавался все дальше впереди, я мог судить, что Гхатоткача был близок к выполнению своего грозного обета.

То ночное сражение чараны уподобили грозе. Звон тетив и грохот колес заменяли ей громы, луки воинов — вспышки молний, потоки же стрел обратились в ливни. «Стоя неколебимо, как утес, обладая мощью, равной огромной горе, тот сокрушитель полчищ врагов, сын Бхимасены, покрыл весь небосвод стрелами». Говорят, что Кауравы, видя бедственное положение своего войска, начали умолять Карну остановить Гхатоткачу. Несравненный лучник имел только одну возможность сделать это. В драгоценном ларце в сандаловой пыли хранился превосходнейший дротик, который Индра дал сыну суты в обмен на естественный панцирь и серьги.

— Сыновья Дхритараштры находятся на краю гибели. Убей этого ракшаса своим неотразимым дротиком. Если мы переживем эту ночь, то сами уничтожим Пандавов!

Так кричали Карне великие ратхины, теряющие мужество перед напором Гхатоткачи и лесных племен. И Карна решился.

Слушая рассказы чаранов об этом событии, я потом не раз пытался вспомнить, что же произошло. Ведь на самом деле никто не видел дротика. Я вообще не могу представить себе форму оружия, пущенного в ход Карной.