Дваждырожденные

Так говорил Юдхиштхира, не помнивший себя от угрызений совести. Да и какой дваждырожденный смог бы сохранить ясность духа, видя, как день за днем гибнут поверившие в него люди?

Арджуна, глаза которого все еще застилала кровавая пелена битвы, скрипнул зубами и сжал Гандиву, но его остановил веселый голос Кришны:

— Зачем, Носящий диадему, держишь оружие? Здесь нет врагов. Ты удалился с поля брани, чтобы удостовериться, что твой старший брат жив и невредим. Теперь ты увидел его и должен радоваться.

Арджуна, который, слушая слова Кришны, начал понемногу приходить в себя, резко ответил Юдхиштхире:

— Не тебе, о царь, осуждать меня. На это имеет право Бхима, который и сейчас сдерживает напор врагов. Меня же не надо хлестать плетью горьких слов. Соблаговоли вспомнить, кто настоял на том, чтобы мы подчинились решению игральных костей, и по чьей милости наши колесницы утопают в войске врагов, превосходящих нас численностью?

Юдхиштхира молча отвернулся от брата, но вновь заговорил Кришна:

— Царь справедливости утомлен, он страдает, принимая на свою карму гибель каждого воина. Твои слова так же страшны, как стрелы. Ведь говорят, что наставник, если его оскорбляет ученик, все равно что мертв.

Арджуна оглядел всех собравшихся, и его правая рука сжала рукоять драгоценного меча.

— Чью жизнь ты намерен отнять на этот раз? — воскликнул Кришна.

— Свою, — сказал Арджуна, — в меня, верно, вселился ракшас.

Кришна вскочил на ноги и замер перед другом. Из глаз, подобных лотосу, ударила синяя молния, разбивая лед оцепенения, сковавший черты лица Арджуны. Носящий диадему опустил голову и провел ладонью по лбу:

— Я не могу жить с таким позором. Что со мной, Кришна? Я ведь дваждырожденный… Это все началось после смерти Абхиманью. Я больше не хочу ни царства ни справедливости. Мое сердце отвратилось от битвы.

Кришна положил свои ладони на плечи Арджуне и повел его вниз с холма. Могу поклясться, что сын Кунти казался не больше ребенка, покоящегося в объятиях великана.

— Не ведай сомнений, брат, — вдруг крикнул ему вслед Юдхиштхира, — я недостоин вести войска в бой, ибо, предвидя следствия, боюсь деяний и тем связываю вас с Бхимасеной. Спеши на помощь брату!

Мы увидели, как остановился Арджуна. Медленно повернувшись, он склонился перед Юдхиштхирой с почтительно сложенными ладонями.

— Ты всегда спасал и наставлял нас. Благодаря твоей мудрости мы пережили все испытания. Сегодня мои стрелы проложат дорогу к Хастинапуру. Но и ты должен выполнить свой долг до конца. Прими на себя верховную власть и царскую диадему. Только это сделает наше жертвоприношение не напрасным.

Потом Арджуна повернулся к воинам и громко прокричал:

— Сегодня мы сломим дух вражеского воинства. Атакуйте жестко, беспощадно! Тех, кто бежит, преследуйте до конца, не давая восстановить позицию. Лишь бросивших оружие щадите.

Кришна встал под знамя обезьяны и наполнил дыханием громозвучную раковину. Закачались белые зонты над колесницами царей. Подобно шагам бога смерти, загремели огромные барабаны. Взметнув хвосты пыли, легкие колесницы мчались впереди пехоты. Мысленно я следовал за ними туда, где в знойном мареве густели ряды врагов. Перед блещущим частоколом копий возницы осадили коней, и ратхины излили дождь тонких жалящих стрел.

Наш фланг сошелся с неприятелем. Солнце продолжало вытапливать из тел последние капли влаги. Густая пыль гасила блеск панцирей и украшений. Теснота была такая, что люди, потерявшие сознание от жары или убитые стрелами, оставались в строю, сдавленные плечами соседей. В передних рядах звенело оружие, звучали крики ненависти и боли. Следующие за ними мечтали лишь протиснуться вперед, чтобы расправить плечи, вздохнуть полной грудью и нанести удар. Страх быть раздавленным, втоптанным в грязь гнал нас лучше любого приказа.

Рядом пронзительно вскрикнул Мурти. Я стремительно оглянулся, отыскивая его глазами. Парень, каменея лицом, оседал в пыль. Пестрое оперение торчало в его левом боку. Прежде чем я успел броситься к нему, Мурти сам схватил правой рукой древко стрелы и рванул. Неосознанно я принял это все: рвущуюся живую плоть, костер непереносимой боли, пожирающий тело, и ярость, перемогшую страх. Безумные глаза Мурти почти вылезли из орбит, белые зубы ощерились волчьим оскалом, страшно корчилось тело, но правая рука не остановилась.

Дважды ударило мое сердце и надсадный победный крик вырвался из сведенного судорогой горла Мурти. Стрела упала на траву. Голова парня умиротворенно поникла на мои подставленные руки. Я только тогда заметил, что мы находимся в кольце щитов, расторопно сведенных южанами.

«Все-таки мы многому успели их научить!»— с гордостью не ко времени подумал я. Потам выбросил из головы и воинов и шум боя. Надо было остановить кровь и доставить Мурти в лагерь. Он уже совершил свой подвиг, одно воспоминание о котором сжимало мое сердце холодными пальцами ужаса. Не знаю, как Митра, но сам бы я в подобном случае, наверное, предпочел смерть.

* * *