Две башни

Мерри и Пиппин взобрались на кровать и закутались в мягкую траву и папоротник. Трава была свежей, теплой и приятно пахла. Свет погас, свечение деревьев тоже прекратилось. Но они видели стоящего под аркой Древобрада. Он стоял неподвижно с руками поднятыми над головой. Яркие звезды светили с неба и освещали воду, которая падала на его руки и голову и капала сотнями серебряных капель к его ногам. Слушая звон капель, хоббиты уснули.

Проснувшись они обнаружили, что во дворе сверкает холодное яркое солнце. По небу плыли клочья высоких облаков, подгоняемые свежим восточным ветром. Древобрада не было видно, но когда Мерри и Пиппин мылись в бассейне у арки, они услышали его бормотание и пение, и Древобрад появился в проходе между деревьями.

— Хо, хо! Доброе утро, Мерри и Пиппин! — прогудел он, увидев их. — Вы долго спите. Я уже сделал сегодня много сотен шагов. Теперь мы попьем и пойдем на Энтмут.

Он налил им две полные чашки из каменного кувшина, но на этот раз из другого. Вкус напитка был другим, чем накануне: более густой и земной, более материальный, более похожий на пищу, так сказать. Пока хоббиты пили, сидя на краю кровати и прикусывая кусочки эльфийского хлеба (больше потому, что привыкли жевать за завтраком, чем потому что хотели есть), Древобрад стоял, напевая по-эльфийски или на каком-то странном языке и глядя на небо.

— А где Энтмут? — спросил Пиппин.

— Ху, а? Энтмут? — переспросил Древобрад, поворачиваясь. — Это не место, это собрание Энтов — а это происходит не часто в наши дни. Но я добился у многих обещания прийти. Мы встретимся на своем обычном месте, люди называют его Дорндингл. Оно к югу отсюда. Мы должны быть там в полдень. Вскоре они выступили в путь. Древобрад нес хоббитов на руках, как и накануне. Выйдя со двора, они повернули направо, переступили через ручей и двинулись на юг вдоль подножья большого склона с редкими деревьями. Выше хоббиты увидели заросли березы и рябины, а дальше темный сосновый бор. Скоро Древобрад свернул немного в сторону от холма и пошел по густому лесу, где деревья были больше, выше и толще, чем когда-либо виденные хоббитами. Некоторое время они ощущали слабое чувство удушья, которое охватило их, когда они впервые вошли в лес, но скоро оно прошло. Древобрад не разговаривал с ними. Он что-то глухо и задумчиво бормотал про себя, но Мерри и Пиппин не могли уловить ни одного слова. Было похоже на бум, бум, румбум, бурар, бум, бум, дарар, бум, бум, дарар, бум и так далее с постоянным изменением мелодии и ритма. Время от времени хоббитам казалось, что они слышат ответ: гудение и дрожащие звуки, которые, казалось, приходили из-под земли или от ветвей у них над головой, а может, и от стволов деревьев, но Древобрад не останавливался и не поворачивал головы.

Они шли уже довольно долго — Пиппин пытался считать «энтийские шаги», но быстро сбился после трех сотен, — когда Древобрад пошел медленнее. Неожиданно он остановился, опустил хоббитов на землю и поднес согнутые ладони ко рту, так что они образовали трубу; через нее он подул и позвал. Громкое хум-хум, как звук большого рога, полетело по лесу и, казалось, эхом отразилось от деревьев. С нескольких направлений издалека донеслись такие же хум-хум, и это было не эхо, а ответ.

Древобрад посадил Мерри и Пиппина на свои плечи и пошел дальше, вновь и вновь посылая свой подобный звуку рога призыв, и каждый раз ответ звучал ближе и громче. Наконец они подошли к казавшейся непреодолимой стене из темных вечнозеленых деревьев, деревьев такого вида хоббиты никогда раньше не видели: они разветвлялись прямо от корней и были густо покрыты темными глянцевитыми листьями, похожими на листья падуба; на ветвях этих деревьев было множество оливкового цвета почек.

Повернув налево и огибая эту изгородь, Древобрад в несколько шагов дошел до узкого входа. Через проход вела тропа, сразу круто опускавшаяся в большую лощину, круглую, как чашка, очень широкую и глубокую, со всех сторон окруженную изгородью из темных вечнозеленых деревьев. Дно этой лощины было ровное и покрытое травой, на нем не росли деревья, за исключением трех очень высоких прекрасных серебряных берез, стоящих в центре чаши. В лощину вели еще две тропы с запада и востока.