Две богатеньких малышки

– Дуг попросил меня подняться за кулисы и всех поздравить, – сказала Диана, – но я не пойду.

– Что ты! – воскликнула Эмми. – Они же так старались! Они ждут...

– Поздравлять эту корову, Коррину? – фыркнула Ди. – Нет уж, спасибо!

Откуда-то из толпы вынырнула рука Сэнди и легла на ладонь Эмми. Она подняла глаза – и по его лицу сразу поняла (так ей потом казалось), что произошло.

– Идемте, девочки, – негромко сказал Сэнди. – Там... в общем, нужно незаметно выйти. Они ждут.

Диана глядела на него широко раскрытыми голубыми глазами.

– Да, – кивнул Сэнди. – Полиция. Боюсь, что они... они нашли новые улики, Диана.

– Новые... – одними губами прошептала Ди.

– Да. Это арест. Ничего не признавай. Я буду с тобой.

Диана поморгала, растерянно посмотрела на Сэнди; затем оглядела себя сверху вниз:

– Но не могу же я идти в тюрьму в таком виде...

Это была первая неделя мая. В первую неделю октября Диану Уорд признали виновной в убийстве без смягчающих обстоятельств, приговорили к пожизненному заключению и, отклонив апелляцию, отправили в тюрьму Оберн.

8

– Твердолобая, – мрачно произнес Джастин. – Упрямая, как осел. Надо было слушать Сэнди.

Но Диана не слушала никого. Упорно и настойчиво, используя все связи мистера Бигэма, она стремилась ускорить суд, а после – апелляцию. Сэнди умолял ее тянуть время, но Диана наотрез отказывалась, говоря, что хочет покончить с этим побыстрей, и упрямо рвалась навстречу собственному злому року. Подобного приговора не ожидал никто – и в первую очередь, по мнению Эмми, сама Диана.

Джастин давным-давно отказался от мысли, которую прежде столь часто и бурно высказывал.

– Это чушь. Диана не могла его убить, – заявил он как-то за ужином.

Эмми не ответила; у нее не было больше сил говорить об этом.

Агнес принесла салат. Все лето она была рядом, помогала Эмми чем могла и даже ходила вместе с ней на суд, не пропустив ни одного заседания.

– Видите, какой вы, мистер Эннсли? – вступила она в разговор. – То все говорили, что мисс Диана – убийца. Теперь сами себе противоречите. Ешьте лучше салат.

Джастин взъерошил волосы:

– Да, я болтал много лишнего. Не могу сказать, чтобы я слишком любил ее, даже когда она была совсем ребенком. Если бы она послушалась Сэнди и старика Бигэма... Но нет. Твердолобая, – повторил он. – И всегда была такой.

– В детстве она была всего-навсего капризной, – строго заметила Агнес. – И нельзя винить ее за то, что она так торопила следствие. Ей же в голову не могло прийти, что ее признают виновной. Она была уверена, что ее полностью оправдают.

Эмми тоже считала, что настойчивость Ди – доказательство ее невиновности. Но, с грустью думала она, Диана в детстве и впрямь вела себя несносно, добиваясь своего любой ценой. Повзрослев, она стала действовать более тонко; но то, что Агнес называла "капризами", порой брало верх – и тогда всю осмотрительность Дианы как рукой снимало.

Джастин вздохнул:

– Ты права, Агнес. Она – моя дочь. Ее должны были оправдать!

Только не с такими уликами, холодно подумала Эмми.

Она ясно, слишком ясно помнила тот вечер, когда Диану арестовали. Помнила, как уронила соболий палантин; как Сэнди поднял его и укутал ей плечи; помнила, как он помогал Диане облачиться в длинный, блестящий плащ; помнила, как люди, выходящие из театра, с разинутыми ртами глазели на ослепительную Ди; помнила неприметную, без надписей, машину у тротуара...

Утренние газеты поместили на первых страницах фотографии Эмми и Дианы с изумленно раскрытыми глазами, словно их застигли врасплох. Много лет назад какой-то репортер, ведущий колонку светской хроники, назвал сестер Ван Сейдем "две богатые малышки". Чья-то цепкая память удержала это, и теперь в газетах красовался заголовок: "Две богатые малышки выросли".

На суде имя и богатство Дианы странным образом работали против нее. Казалось невероятным, чтобы такая молодая, красивая, состоятельная великосветская особа была осуждена за убийство! Но Эмми видела: судьи изо всех сил стараются показать, что ни красота, ни молодость, ни богатство обвиняемой не повлияют на их беспристрастное решение.

Лето стало сплошным кошмаром. Первое время телефон в квартире Эмми трезвонил без умолку. Приятели, знакомые – все были потрясены; никто не верил, что Диана убила Гила Сэнфорда. У тетушки Медоры – миссис Франклин Ван Сейдем – было два телефонных аппарата, один возле кровати, другой – возле кресла-каталки, и она активно пользовалась обоими. Тетушка Медора, пожилая вдова, была родственницей отца Эмми, но по какой-то причине богатство Ван Сейдемов обошло ее стороной. Мать Эмми всегда содержала Медору; Эмми и Диана продолжали делать то же, хотя доходы стали значительно меньше, а расходы – больше, чем при жизни матери: у тетушки были целых две сиделки, не говоря уж о кухарке и горничной.

Диане все это сильно не нравилось:

– Почему бы ей не перебраться в какой-нибудь пансион?

– По-моему, тут мы бессильны.

– По-моему, тоже, – вздохнула Диана. – Однажды она мне сказала, что ее матушка дожила до девяноста лет.

Эмми рассмеялась:

– Что ж, придется собраться с духом!