Две Дианы

Кардинал сделал еще один шаг к постели короля, и тогда Мария Стюарт стала перед ним вплотную, преграждая дорогу.

Охваченные гневом, королева и министр смотрели друг другу в глаза.

– Я пройду, – глухо бросил Карл Лотарингский.

– И вы осмелитесь поднять руку на меня!

– Но вы моя племянница!

– Я не ваша племянница. Я – ваша королева!

Это было сказано так твердо, с таким достоинством, что кардинал отступил.

– Да, ваша королева, – повторила Мария, – и если вы посмеете сделать хоть шаг, хоть движение, я тут же позову стражу, и вы, дядя, будете по моему приказу арестованы! Я, королева, обвиню вас в оскорблении величества!

– Какой позор! – пробормотал потрясенный кардинал.

– А кто из нас его вызвал?

Огненный взгляд, раздутые ноздри, прерывистое дыхание Марии – все показывало, что она приведет свою угрозу в исполнение.

Но вместе с тем она была так прекрасна, так благородна и в то же время так трогательна, что даже каменное сердце кардинала дрогнуло.

Государственные интересы были сломлены голосом сердца. Кардинал глубоко вздохнул:

– Ну что ж, я подожду, когда он проснется.

– Благодарю вас, – грустно сказала Мария.

– Но только лишь он проснется… – начал было Карл Лотарингский.

– Если он сможет выслушать и отвечать вам, дядюшка, я не стану противиться.

Кардиналу пришлось довольствоваться этим обещанием. Он вернулся к столу. Мария же снова подошла к аналою. Он ждал, она надеялась.

В течение долгих часов бессонной ночи Франциск ни разу не проснулся. Амбруаз Парэ не обманул. Первый раз за время болезни король провел всю ночь в глубоком и спокойном сне. Правда, время от времени он ворочался, жалобно стонал, бормотал что-то и снова впадал в забытье… Кардинал каждый раз торопливо поднимался с места и каждый раз разочарованно усаживался в кресло. И, сжимая в руке бесполезный приговор, он смотрел, как тускнеют и догорают свечи, как холодный декабрьский рассвет уже белеет в окнах.

Наконец, когда пробило восемь часов, король очнулся, открыл глаза и позвал:

– Мари? Ты здесь, Мари?

– Я здесь, – ответила Мария.

Карл Лотарингский подошел с бумагой в руке.

Время еще было: долго ли поставить эшафот? Но в это же время вошла в королевскую спальню Екатерина Медичи.

«Слишком поздно! – подумал кардинал. – Судьба от нас отвернулась! Теперь, если Амбруаз не спасет короля, нам смерть!»

XXXIII. Смертный одр королей

Екатерина Медичи тоже в эту ночь не тратила даром времени. Она отправила к королю Наваррскому кардинала Турнонского и заключила с Бурбонами письменное соглашение. Затем до рассвета она приняла канцлера л’Опиталя, который сообщил ей о предстоящем приезде в Орлеан ее союзника – коннетабля. Она рассказала л’Опиталю все, что происходило в спальне короля, и тот обещал ей к девяти часам прибыть в большой зал ратуши, находившийся рядом с королевскими покоями, и привести с собой сторонников Екатерины. Наконец, она вызвала к половине девятого Шапелена и еще двух-трех королевских врачей, которые в силу собственной их посредственности ненавидели гениального Амбруаза Парэ.

Когда все предосторожности были приняты, она раньше всех появилась в комнате короля, который только что проснулся. Она сначала подошла к постели сына, постояла несколько мгновений, поникнув головой, как и подобает скорбящей матери, поцеловала его повисшую руку, уронила несколько слезинок и села в кресло с таким расчетом, чтобы не спускать с него глаз.

Герцог де Гиз вошел сразу же за ней. Обменявшись несколькими словами с Марией, он подошел к брату и спросил:

– Вы успели что-нибудь сделать?

– Увы, я ничего не добился.

– Счастье против нас. Сегодня с утра в приемной Антуана Наваррского толпится народ.

– Что слышно о Монморанси?

– Ничего. Очевидно, он подходит к городским воротам.

– Если Амбруазу Парэ не удастся операция, прощай, наше счастье, – уныло заметил Карл Лотарингский.

В это время появились врачи, приглашенные Екатериной Медичи.

Екатерина самолично подвела их к постели больного, у которого возобновились боли. Врачи один за другим обследовали больного, а потом отошли в угол комнаты посоветоваться между собой. Шапелен предлагал некую припарку, чтобы вытянуть гной наружу, двое других настаивали на том, чтобы влить в ухо какую-то микстуру.

Они как раз собирались остановиться на последнем средстве, когда вошел в сопровождении герцога де Гиза Амбруаз Парэ.

Обследовав состояние больного, Парэ присоединился к своим коллегам.

Амбруаз Парэ был личным врачом герцога де Гиза, его научная слава уже упрочилась, и с таким авторитетом, как у него, нельзя было не считаться. Врачи ему сообщили о своем решении.

– Тут лекарства бесполезны, – громко заявил Амбруаз Пара, – надо спешить, ибо гной вот-вот проникнет в мозг.

– Так поторопитесь же, ради всего Святого! – воскликнула Мария Стюарт, расслышав его слова.

Екатерина Медичи и оба брата Лотарингские подошли к врачам и включились в разговор. Шапелен обратился к Парэ:

– Можете ли вы предложить, мэтр, другие средства? Более верные, чем наши?

– Могу.

– Какие именно?

– Нужно сделать трепанацию черепа.

– Трепанацию черепа – королю? – в ужасе воскликнули все трое.