Две дороги

Он невольно усмехнулся, заметив вдруг, что никто из болгар не разговаривает с советскими дипломатами в одиночку, непременно при свидетеле с болгарской стороны.

— Что развеселило генерала Заимова?

Перед ним стоял невысокий мужчина лет сорока в ладно сшитом полковничьем мундире Советской Армии.

— Разрешите представиться — военный атташе полковник Сухоруков.

— Генерал Заимов.

— Владимир Стоянович? Правильно? — спросил Сухоруков, не отпуская его руки. — Ну а я Василий Тимофеевич.

И это чисто русское обращение к отчеству сразу создало у Заимова странное ощущение. Ему показалось, что он видел когда-то этого человека, смотревшего сейчас на него своими живыми серыми глазами, в которых искрилась улыбка.

— Как вам нравится у нас? — весело спросил Сухоруков. Заимов хотел было сказать обычные формальные слова, какие надлежит говорить гостю хозяину дома, но не смог их произнести. А Сухоруков, лукаво улыбнувшись, тихо сказал:

— Лично мне у нас сейчас не нравится.

— Мне тоже, — так же тихо ответил Заимов.

— Я убежден в этом и потому так смело вышел за рамки протокола, — продолжал Сухоруков. — Я подумал, что если я и вам, как только что вашему министру, начну говорить про то, что осень нынче удивительно теплая, но все ж лучшая пора в Болгарии — весна, вы решите, что я дурак.

Они рассмеялись.

— Вы играете на бильярде? — спросил Сухоруков.

Заимов подавил мгновенную нерешительность и ответил:

— Можно попробовать, — сказал он, прекрасно понимая, что советский полковник хочет с ним поговорить. Он выругал себя за только что пережитую нерешительность, и они прошли в бильярдную.

На зеленом поле стола Сухоруков собрал пирамиду и, взяв кий, сам ее разбил.

— Начинают, я слышал, так, — сказал он. — Ваш удар, Владимир Стоянович.

Заимов начал неловко прилаживаться, подражая Сухорукову — ей-ей, он не знал, как это делается.

— Кажется, кий надо держать вот так... левую руку вот так, — подошел к нему Сухоруков.

Заимов ударил по шару, и он, подпрыгнув, вылетел со стола. Сухоруков расхохотался.

— Первый блин комом.

Никакой бильярдной игры у них, конечно, не получилось, они без всякого смысла гоняли шары и разговаривали.

— Как настроение, Владимир Стоянович?

— Хорошим назвать не имею оснований.

— Оно и понятно, — согласился Сухоруков. Он, не глядя, сделал удар. — Я в гражданскую войну воевал против Деникина. У нас был командир полка, изумительный парень из балтийских матросов. Вояка что надо. Так он, если у него спрашивали про настроение, отвечал: «Если бы я знал, какое сейчас настроение у Деникина, я бы точно знал, какое настроение у меня. А без этого у меня одно настроение — драться».

Заимов прекрасно понял советского полковника, но ничего не ответил.

Сухоруков положил кий на стол.

— Давайте вместе попробуем установить, какое сейчас настроение у Адольфа Гитлера? — продолжал он. — Ну вот, сидит он сейчас, конечно, в мягком кресле и думает... что же он может думать? — Сухоруков сощурил серые веселые глаза и поднял взгляд на потолок. — Да, точно. Он думает: «Скоро я сожру всю Европу». Может он так думать?

— Может, — с улыбкой согласился Заимов. — Но зубов у него пока для этого нет.

— Верно, пока, — согласился Сухоруков. — И он это тоже знает, он же не дурак все-таки. Так. Дальше что он думает? «Где бы мне поскорее раздобыть хорошие зубы?» Вот, к примеру, думает он, крепким зубом могут мне стать Балканы, но есть в этом зубе, в самой его середке, опасное дупло. Болгария.

— Дупло ли? — перебил Заимов.

Сухоруков повернулся к нему.

— Как всякое дупло в зубе, оно сразу не видно, — сказал он. — Но дупло, Владимир Стоянович. Исторически сложившаяся симпатия болгар к русским не может быть затоптана солдатскими сапогами. И она не может не тревожить Гитлера, и она же наша надежда.

Заимов молча слушал. Сказанное полковником казалось ему слишком общим и далеким от того, что сейчас происходило в Болгарии.

— Учебники истории, господин полковник, к сожалению, не являются боевым уставом для армии, — сказал он.

— Напомню: меня зовут Василий Тимофеевич, — улыбнулся Сухоруков. — А от вашего «господин полковник» у меня душу воротит. Так вот... Армейский устав выполнять солдатам, а не министрам, Владимир Стоянович. А у солдата совесть чистая и не продажная. Я слишком хорошо знаю вас, историю вашей семьи и только поэтому позволяю себе так разговаривать, будучи уверен, что я при этом ничем не рискую. Так вот... Мне ваше начальство иногда дает возможность поездить по Болгарии. Как они ни стараются обставить мои поездки протокольным забором, я всякий раз нахожу возможность поговорить с простыми людьми: с крестьянином в поле, с рыбаком в гавани, с дорожным рабочим. И всякий раз я возвращаюсь из поездки в прекрасном настроении. Так что не торопитесь, Владимир Стоянович, делать далеко идущие выводы от общения с людьми, которые так или иначе находятся на поверхности.

— Но от них-то, к сожалению, и зависит все, именно они делают политику, — сказал Заимов.