Две дороги

— Я прошу вас в следующий раз цирковых номеров не выкидывать, — строго сказал Заимов, и Савченко виновато наклонил голову.

Однажды они встретились на окраине Софии, в доме верного друга Заимова, знакомого ему еще с детства. Теперь он жил один, держал овец и сам пас их на пригородных лугах. Он все смеялся: только с овцами сейчас и можно беседовать откровенно.

Переговорив о делах, Заимов и Савченко ждали, когда можно будет уходить. Хозяин, как всегда, охранял их встречу на улице.

Заимов, видя, что Савченко сильно похудел, спросил:

— Вы питаетесь нормально?

— Мало сказать нормально, роскошно, — рассмеялся Савченко. — Ведь болгарские холуи Гитлера изо всех сил стараются, чтобы их немецкие хозяева были сыты, а я хожу именно в те рестораны, где обедают эти господа. Дорого, но здорово.

— А какое у вас жалованье, если не секрет? — улыбнулся Заимов.

— Я обеспечен как царь Борис, — с серьезным лицом ответил Савченко. — Но мне лучше, чем царю, мне не надо гнуть спину перед немцами. И раз зашел у нас разговор, скажите лучше, как вы живете.

— Еще лучше, чем вы, — ответил Заимов. — Я-то живу в семье.

— По-моему, в нашем районе полицейская облава, — сказал, входя, встревоженный хозяин.

Савченко вышел и вскоре вернулся.

— Точно, прочесывают дом за домом, а улица оцеплена. Погреб есть?

— Какой же болгарский дом без погреба? — ответил хозяин и, сдвинув в сторону бочку, приподнял половицу.

— Прошу вас, — сказал Савченко.

— Ни в коем случае, — ответил Заимов. — Я останусь здесь. Мы знакомы с Иваном давным-давно, и то, что я у него в гостях, никого не удивит. Меня охранка, слава богу, знает. А вот вам нужно спрятаться.

Савченко стал возражать, и Заимов приказал:

— Немедленно спуститесь в погреб!

Потом пришли охранники, и был обыск. Тыкали шашками в перину постели, под постель, в лаз за печкой, но бочку с места не трогали. Заимова узнали и отпустили. Все обошлось в тот раз хорошо. Савченко ушел утром в одежде пастуха, вместо хозяина погнал овец на выпас.

Они говорили в тот раз о деньгах, тоже о деньгах...

— Я знаю, бе-Заимов, почему вы молчите! — кричал прокурор, потрясая худыми длинными руками. — Вам стыдно, да, да, именно стыдно! Вы же Иуда, продавший Болгарию за тридцать русских сребреников!

Заимов смотрел на прокурора задумчиво и отрешенно, как будто с высокой горы в темную пропасть.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Младенову нужно было подорвать позицию Заимова, утверждавшего на предварительном следствии, что он действовал один, в свои дела никого не посвящал и не имел связи с заграничными подпольными центрами. Следствие опровергало эту позицию с помощью показаний Стефании Шварц, Флориана и Чемширова. Но Шварц знала о Заимове очень мало — у него была явка и он помог ей достать радиолампу. Флориан и Чемширов были людьми охранки, гестапо, и это слишком явно видно. Обвинение Заимова в том, что он был руководителем целой организации изменников, имевшей связи с подпольем в других странах, до сих пор было очень шатким, и нужно было обосновать, укрепить его. Младенов решил провести перекрестный допрос всех подсудимых, рассчитывая с помощью Чемширова запутать их и заставить говорить то, что нужно суду. Но подсудимые Прахов и Белопитов с убийственным упорством и однообразием подтверждали показания Заимова. А с Чемшировым творилось что-то странное. Он, очевидно, решил, что те, кому он тайно служил, бросили его на заклание, и был озабочен только своей собственной судьбой. Он изо всех сил старался выгородить себя и не говорил даже того, что показал на предварительном следствии. Отвечая на вопросы, он несколько раз проговорился о своих связях с немцами. Младенов прекратил его допрос, не без злорадства думая, что в конце концов не его забота руководить Чемшировым во время процесса.

Младенов устал и все чаще ловил себя на мысли — скорей бы все это кончилось. В зале было жарко, душно, и он все время ощущал взмокшую спину, прилипшую рубашку, то и дело вынимал из кармана влажный платок и вытирал лоб, шею, липкие руки. И с ненавистью смотрел на Заимова. Однажды их взгляды встретились, и Младенову показалось, что в запухших глазах генерала мелькнула усмешка.

Младенову совсем не помогали другие члены суда. Капитан Иванов за весь процесс не задал ни одного толкового вопроса и после ответов Заимова пускался вдруг в пространные рассуждения, как будто оправдывался перед кем-то и хотел показать свою верноподданность и праведность. Подпоручик Паскалев в военной юрисдикции попросту не разбирался. Это был рядовой юрист по гражданским делам. Его вопросы были не нужны, они часто мешали, и Младенову не раз приходилось дезавуировать или истолковывать их в нужном направлении. Младенов с полным основанием ощущал, что он ведет бой с Заимовым в одиночку. Что касается прокурора, он был на высоте, но он не в счет. Ему не придется обосновывать приговор.

Во время перерыва Младенов решил провести короткое совещание со своими помощниками. В судейской комнате, плотно сдвинув кресла, они сели друг против друга. Младенов расстегнул китель.