Две дороги

— Вы пойдете в консульство и добьетесь, чтобы вас принял господин Кучковский! — энергично начал Белянин. — Запомните — именно Кучковский. Мы с ним хорошо знакомы. Он ведает защитой материальных интересов поляков в Германии. Вы придете к нему в качестве русского подданного, имеющего наследственное право на некое имущество в Польше. Никаких подробностей не надо, вы вообще пришли только выяснить, как вам надо поступать. Он скажет, что в его функции ваше дело не входит. Может быть, он посоветует идти к русскому консулу. Вы скажете, что уже были там и консул отказался помочь. В общем, вам надо всячески затягивать разговор.

Дружиловский понимающе качал головой, он начал понемногу успокаиваться.

— Какой фамилией мне назваться? — спросил он.

— Вы назовете свою фамилию, — ответил Белянин. — Это не играет ровно никакой роли, и вообще, то, что я сказал, только предлог. Вы должны, уловив момент, взять со стола Кучковского какую-нибудь бумагу... документ... Это нам необходимо с господином Бенстедом.

Глаза у Дружиловского округлились.

— Как это взять?

Белянин тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— Послушайте, господин Дружиловский... Вы связали свою судьбу с работой, где таких вопросов не задают. Взять — это значит взять. Особенно если вы действительно хотите уехать в Германию.

— А если, не будет... такого момента? — спросил Дружиловский.

— А если будет? — повысил голос Белянин.

Дружиловский понял — сейчас решается его судьба и другого такого момента ему не представится.

— Бумажку брать все равно какую? — спросил он.

— Лю-бу-ю, — ответил Белянин. — Нам важна зацепка за любой документ консульства.

Сотрудник польского консульства Кучковский был не только хорошим знакомым Белянина, но и агентом немецкой разведки, так что нет ничего удивительного, что он не только создал удобный момент, но и положил на столе поближе к Дружиловскому какой-то документ.

Дружиловский принес его в контору Бенстеда.

— Ну, видите? Прекрасно сработанная операция, и ничего страшного, — сказал Белянин и, не читая, спрятал документ в стол.

Не остыв от страха, пережитого в польском консульстве, Дружиловский неуверенно улыбался. Ладони у него еще и сейчас были влажные.

— Единственный промах в операции — это то, что вы назвались своим настоящим именем, но это уже моя ошибка... — сказал Бенстед. — Но даже если они засекли вашу фамилию и станут наводить справки, они не смогут ничего сделать, вы будете уже в Берлине.

Накануне отъезда он зашел к Бенстеду, который дал ему немного денег и сказал:

— В Берлине сразу же идите в министерство иностранных дел. Запомните: комната семнадцать, доктор Ротт.

Дружиловского встретил летний Берлин — солнечный, чистенький. Было утро, пышная зелень скрывала массивные угрюмые дома, бросала густую тень на торцовые мостовые. По широкой Унтер-ден-Линден в обе стороны катили автомобили, кареты. Торопились на службу чиновники — все в черном, одинаковые, точно их где-то отштамповали. Шли стайками гимназисты, тоже в одинаковой форме, с лакированными ранцами за спиной. Со скрежетом поднимались железные шторы магазинных витрин. Прошел отряд полицейских, аккуратная черная колонна ритмично покачивалась, двигаясь по середине улицы, а на трубах шедшего впереди оркестра сияло солнце.

Дружиловский в приподнятом настроении шел по городу, снова ощущая себя необходимым. Он уже был уверен, что все будет хорошо: немцы народ серьезный, воспитанный, они никогда не позволят себе подлости — сам подлец, он больше всего боялся подлости других.

Сидевший за столом в вестибюле министерства иностранных дел дежурный сотрудник был отменно вежлив. Узнав, к кому пришел Дружиловский, он немедленно переговорил по телефону и, положив трубку, сказал почтительно:

— Доктор Ротт ждет вас.

На втором этаже другой человек провел Дружиловского до двери в комнату номер семнадцать.

— Сюда, пожалуйста.

Доктор Ротт — высокий, с удлиненной лысой головой, поперек темени были аккуратно уложены реденькие белые волосы — поднялся навстречу, поздоровался с Дружиловский и, указав на кресло, вернулся за массивный стол, на котором, кроме чернильницы и пресс-папье, не было ни листка бумаги.

«Я здесь нужен», — повторил про себя Дружиловский, чтобы успокоиться. Он выжидательно и преданно глядел на немца.

— Нам следует познакомиться, — тусклым голосом произнес доктор Ротт. — Расскажите о себе, пожалуйста.

Дружиловский напряг все свое внимание и начал рассказывать... Он понимал, что самый опасный момент — его плохая осведомленность о делах дефензивы.

Но доктор Ротт сразу это почувствовал и, воспользовавшись первой же паузой, сказал мягко:

— Чуть подробнее, пожалуйста.

Дружиловский начал врать, он решил, что немцам не так-то легко проконтролировать полет его фантазии. Для начала он взял самую острую для немцев тему — связь дефензивы с французской «Сюрте женераль». В Ровно у него были на этот счет некоторые наблюдения.

Дружиловский говорил долго, с ужасом чувствуя, что выдыхается.

— Хорошо. Довольно, — сказал доктор Ротт. — Наше знакомство состоялось, теперь с вами поговорят другие.