Две дороги

Отец Зиверта — из прибалтийских немцев, помещик средней руки — мечтал увидеть своего единственного сына военным. Окончив офицерскую школу, Геральд в звании поручика был направлен в штаб 12-й армии, где работал в разведке. Когда началась война, он быстро выдвинулся благодаря тому, что в совершенстве владел немецким языком. Однако происхождение и немецкая фамилия мешали его столь же быстрому продвижению по службе. Мешал и его характер — заносчивость и открытая брезгливость ко всему русскому. В штабе армии его так и звали: «Наш немчик». Когда в конце русско-германской войны немецкая армия генерала Бермонта начала наступление на Ригу, где в это время находился штаб 12-й армии, Зиверт в один прекрасный день исчез. Его еще искали в Риге, а он уже в штабе у немцев докладывал генералу Бермонту о положении дел в покинутой им 12-й армии. Спустя несколько дней он уже начал работать в немецкой военной разведке. Он наверняка сделал бы на этом поприще большую карьеру, если бы не его склонность к авантюризму и чудовищная жадность.

Однажды ночью, взяв штабную машину, он нагрянул в имение курземского богатого помещика Кирха и реквизировал у него «на нужды немецкой армии» золото и драгоценности. Куш был огромный. Ему бы поделиться с кем-нибудь из влиятельного начальства, а он зарыл добытое богатство в землю и стал ждать окончания войны.

Меж тем, опомнившись, Кирх поднял шум и явился в штаб Бермонта, угрожая обратиться с жалобой в Берлин. Генерал Бермонт приказал найти грабителя, и, поскольку Кирх довольно точно описал его внешность и даже автомобиль, все улики сошлись на Зиверте, и он был арестован. Ему грозил расстрел за мародерство.

Кирху было возвращено далеко не все, он и после войны еще вел тяжбу с немецким командованием. Можно только предполагать, что та часть реквизированного богатства, которая не была возвращена помещику, стала платой за жизнь Зиверта, и не только за жизнь, но и за возможность обосноваться в Берлине. Во всяком случае, его «Дейч остпрессбюро» было официально зарегистрировано берлинским полицей-президиумом, и дальнейшая связь Зиверта с этим ведомством была бесспорной.

Худощавый, с реденькими, аккуратно приглаженными золотистыми волосами, с маленькими руками, обсыпанными веснушками, с улыбчивым тонким ртом, суетливый в движениях, быстрый в речи, Зиверт поначалу производил впечатление несерьезного человека, но это впечатление было обманчивым. Он был умным и хитрым дельцом, отлично понимающим обстановку, умевшим вовремя увидеть и использовать малейшее ее изменение. Всеми своими потрохами принадлежа немецкой разведке, он так сумел поставить себя, что немцы сочли за благо предоставить ему полную свободу действий, включая сюда и связи с другими разведками. Немцы не прогадали — благодаря Зиверту они знали многое.

Позже, когда вокруг Зиверта разразился публичный скандал, берлинская газета напишет о нем, что это был «своеобразный гений политической проституции, сумевший флагом борьбы против большевистской России прикрыть свою службу многим богам политики, причем он информировал всех, и все информировали его. Но не пострадал ли больше всех наш «немецкий бог», который в этой ситуации оказался в роли сутенера?»

Но до поры, когда разразился этот скандал, еще далеко.

Самым сильным и опасным конкурентом Зиверта был Орлов, бывший русский офицер, врангелевский контрразведчик, который тоже имел в Берлине свою контору. Но если Зиверт напрямую был связан с немецкой разведкой, у Орлова главной была связь с англичанами. Немцы об этом знали хотя бы потому, что Орлов работал и на них. И все же они постоянно беспокоились, так как связь с Англией делала Орлова в известной степени независимым и он не торопился сообщать немцам о делах британской разведки в Германии.

Были еще деятели рангом пониже, они не имели собственных контор и поодиночке верно служили своим разноплеменным хозяевам. Князь Оболенский был элементарным немецким шпиком. Петербургский артист Самарин служил курьером в берлинском представительстве английской газеты «Таймс». Главной же его работой было собирать для английской разведки адреса советских граждан, чьи родственники оказались в эмиграции. Бывшему владельцу московской фотографии Мануйлову французская разведка сняла комнату в доме вблизи советского полпредства, и он с утра до темноты фотографировал всех, кто входил или выходил из представительства... Как правило, все эти «одиночки» находились и под контролем немецкой разведки, в это время в его структуре был специальный «отдел русской агентуры», одним из руководителей которого явился уже известный нам доктор Ротт.

Доктор Ротт и его сотрудники занялись и Дружиловским... Он в своем дневнике называет себя необъезженным жеребенком, который надеется набрать иноходь. Он еще не понимает, что от него уже мало что зависит — он включен в строгий по-немецки план, и от него требуется только быть послушным и точным исполнителем.