Две Елены

Тетка претендовала на то, чтобы не только в квартире, но и в семье, в их маленькой женской семье из трех человек, быть главным лицом. Но уж тут-то они прекрасно знали, кто главный: для Ленки это была мама, а для мамы Ленка. Тетка, конечно, чувствовала, что ее дурят, но как разворчишься, если вокруг солнечные зайчики улыбок да скорое согласие на все твои чудачества? Конфликты гасли, не успев как следует разгореться. А для Ленки трудная семейная ситуация оборачивалась своеобразной игрой, в которой на равных с ней участвовала мама. И это примиряло со всеми трудностями.

Когда в их жизни разразилась болезнь, игра резко оборвалась. Ленка стремилась теперь только к маминой постели, потом в больницу. На тетку, которую ухудшение жизни сделало еще более противной, она уже не обращала внимания. А впереди маячили ОГЭ и ЕГЭ…

Они-то как раз не стоили переживаний, душевных сил. Но это стало ясно задним числом. Ленка кое-как сдала экзамены: может быть, подсознательно выплыло в уме то, что от общего стресса казалось неусвоенным. В общем, обошлось, зря она замирала от ужаса. К любой проблеме следует относиться без эмоций, не дрожать над ней день и ночь. Лучше оставаться невозмутимой: накатила волна – сделай что можешь для своего спасения, а уж дальше как выйдет.

Вот и сейчас сидит она на педсовете: практически аферистка, без жилья, без работы – и ничего, дышит себе ровно.

Но всё это не относилось к тому, что случилось вскоре после благополучно сбытых экзаменов. Через месяц ее накрыло такой волной, из которой уже не вынырнуть. И она утонула в ней – нежная, чувствительная Леночка, мамина дочка. Вместо нее на свет появился другой человек – одинокий, стойкий, безрадостный, словно закаменевший внутри. Казалось, это состояние навсегда. Но вот встретилась в жизни Елена номер один и стала размораживать Ленку, поворачивать ее опять к чувствам и надеждам…

5

Между тем в окружающем пространстве произошли изменения. Лариса Артуровна со змеиной грацией спускалась со сцены, а на ее место направлялся следующий оратор… но какой это был оратор, просто с ума сойти! У Ленки, никогда не влипавшей в истории с противоположным полом, (биологический отец ее ребенка не в счет), просто дух захватило. И как она не заметила этого человека раньше: наверное, он появился, когда она сидела под прикрытием фикуса и старалась затеряться в его мясистой прохладной зелени.

Крупная фигура с выпирающей грудью, ястребиный нос, чуть прищуренные серые глаза под разлетающимися бровями – таков был облик следующего оратора. Волосы отливали рыжим, а сросшаяся с бакенбардами бородка песочно желтела, как шкура царя зверей. Вообще, ко всему его облику подходило слово «золотой», вмещающее в себя и отблеск волос под проникающим в зал солнышком, и неоднозначную искорку во взгляде, а также общее ощущение высокой цены этой человеческой личности и, что уж хитрить, мужского экземпляра. Когда-то Ленка смотрела фильм про древних германцев, так вот он был очень на них похож, только без рыжих кос по обе стороны загорелого мужественного лица. Ну и отсутствовало свойственное викингам выражение свирепой тупости. Вместо нее – уверенность в себе, явный интеллект и что-то еще, пока не разгаданное. А мощная грудь, не хуже древнегерманской, распирала летнюю рубашку с короткими рукавами, так что казалось – легкие пуговички брызнут сейчас во все стороны.

– Что, хорош наш Вещий Олег?

Это опять вылезла неугомонная Фаина Львовна. Ленка обернулась посмотреть, кому адресован вопрос, и с ужасом поняла, что язвительная старуха глядит прямо на нее. Если бы из острых глаз Фаины протянулись зрительные лучи, они бы уперлись аккурат в Ленкину быстро краснеющую физиономию. Да, она загляделась на Вещего Олега и не подумала, что ее восхищение может быть заметно. И она была слишком честной для того, чтобы делать вид, будто ни при чем. Вместо того чтобы невозмутимо смотреть сейчас прямо перед собой, Ленка вспыхнула жарким румянцем, как человек, застигнутый на месте преступления.

Весь зал обернулся назад, с любопытством глядя на новенькую, которая так опростоволосилась. Все радовались происшествию, разнообразившему рутину педсовета. Одна Кира Кузьминична бросилась на выручку той, которую застали врасплох. Божий одуванчик, как ее называют, отставшая от жизни, а вот оказалось, самый лучший здесь человек, ценный именно по-человечески. Но и она действовала неверно: вместо того чтобы отвлечь аудиторию, стала, наоборот, задерживать общее внимание на Ленке:

– Минутку, Олег Ильич! Я хочу представить коллективу нашу новую коллегу. Прошу любить да жаловать – учительница ОРКСЭ в четвертом классе Кузнецова Елена…

– Ивановна, – поскорее подсказала Ленка, угадав в Кириной заминке желание вспомнить какое-то небывалое отчество. И она хорошо знала, какое именно…

– Да-да, Ивановну. То есть… Нет, конечно, Ивановну, простите, что я сразу не вспомнила…