Я физически ощущала, как меня всю заливает волна счастья. Наконец-то Мизюня посрамлена, наконец-то я знаю, что голова ей отравляет жизнь, и пожалуй похлеще, чем мне – моя!
Триумфальный марш раскатился по всем клеткам моей анатомии. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы заставить заработать рассудок, зато он включился сразу на полную мощность.
«Мерседес» завис над пропастью, через пару минут Мизюня утонет и я навсегда избавлюсь от нее. Погибнет она не от моей руки, я ей ничего не сделала, пальцем не тронула, и тем не менее она погибнет. Божья кара! И даже не стану испытывать угрызений совести из-за того, что могла спасти ее и не спасла. Просто, не могла. Даже лопни я от собственного благородства, не в моих силах что-либо сделать. Попытайся я ее вытащить – и машина сорвется в озеро, ведь держится на одном волоске, прикоснуться к ней нельзя. Эта идиотка потеряла сознание, так что не может подключиться к собственному спасению. Вот если бы я обладала нечеловеческой силой и могла одним рывком вытащить ее… Подождать, когда свалится в озеро, и потом попытаться извлечь ее? Плавать не умею, потонем обе.
И тут же трезвая мысль испортила всю радость. Как же, обрадовалась, дура старая! Много мне пользы от того, что Мизюня лысая, что я узнала ее тайну. Что с того? Похоронят ее наверняка в парике. Может, она и рада помереть, представляю, сколько горя доставляет ей лысина, теперь отмучилась, а жаль, надо бы подольше мучиться. Нет, я не согласна, не дам ей так просто уйти из жизни!
Интересно, откуда она здесь взялась? По всем моим расчетам, в настоящее время ей положено сражаться с уголовным кодексом Соединенных Штатов, а не путешествовать по Мазурам. Прав Гжегож, достаточно побряцать денежками – и уже крылышки выросли, и уже порхает, зараза! Ну так вот, пусть порхает с лысой башкой, пусть светит лысиной, пусть все узнают и пусть мучается! Не в моем характере пассивно наблюдать за тем, как Мизюня снова берет верх.
Ярость заставила активнее шевелить мозгами, и я лихорадочно принялась соображать, что тут можно сделать. Шоссе пустое, никто не проезжает мимо. Озеро пусто, никто не плывет по нему. Впрочем, даже если бы кто и плыл в отдалении, не стала бы я орать, призывая на помощь, ибо даже от крика машина с Мизюней могла сорваться. К «мерседесу» вообще лучше не прикасаться. Вот если бы удалось немного оттащить его назад… Хотя бы вон туда, на ровный берег, оттащить с откоса. Там он уже будет стоять на всех четырех колесах, не свалится. Кажется, у меня был буксирный трос…
Пятясь, выбралась на полянку и энергично приступила к спасательной операции. Так, на «мерседесе» сзади обнаружился крюк, за который цепляется буксир. Очень хорошо, это облегчает мою задачу. Подъехала на своей машине и развернула ее поперек, как можно ближе к «мерседесу». Вытащила из багажника трос и, стараясь не дышать, надела петлю на крючок Мизюниной машины.
Тут опять припустил дождь, «мерседес» дрогнул и закачался, я так и замерла на четвереньках. Нет, удержался. Вернулась к своей «тойоте». Не было времени выставить на шоссе положенные дорожные знаки, надеюсь, еще какое-то время шоссе останется пустынным. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь придурок врезался в меня во время маневров! По закону наибольшей пакости ведь всегда так бывает: когда не надо, шоссе забито транспортом, а когда потребуется – ни одной живой души. Холера, за что же я зацеплю трос на своей машине?
Лихорадочно рассматривая зад собственной машины, я вдруг сообразила: моя «тойота» намного легче «мерседеса», и, если Мизюне придет в голову свалиться в озеро в тот момент, когда я к ней прилеплюсь, «тойота», которую я оставила на ручном тормозе и с включенным двигателем, потянется за «мерседесом». Да еще и меня раздавит, пока я тут ползаю под ней, разыскивая, за что бы уцепиться. Спешно нашарила какую-то торчащую железяку, холера ее знает, что такое, но удалось протянуть через нее трос и даже подтянуть, чтобы не болтался лишний. Вот он уже не валяется на земле, завис между двумя машинами.
Осторожно поднялась с земли – слава Богу, меня не раздавило! – и недоверчиво оглядела дело рук своих. Сомнительное устройство, держится на соплях. Там Мизюня без сознания раскачивается на кусте можжевельника, а тут мне надо преодолеть десять метров – девять по шоссе и метр обочины, все мокрое и скользкое, трос провисает еще почти на целый метр, а требуется вытащить «мерседес» на вот этот ровный участок полянки. Да какой там ровный, очень условно ровный, просто не такой крутой, как нависший береговой откос. С этого – ровного – участка «мерседес» очень даже свободно может опять свалиться под откос и меня потянет. И что, так навсегда и останемся, привязанные друг к другу, я с одной стороны шоссе, она по другую сторону? А может, мне сразу съехать в кювет, на всякий случай? Там, по другую сторону шоссе, очень подходящий кювет. Хотя, насколько я знаю вредную Мизюню, она способна меня и из кювета извлечь…
И перед моим внутренним взором тут же предстала жуткая картина. Проклятое воображение!