Две грани нейробука (СИ)

Не веря, Винсент нашел в памяти последнее телеинтервью Стилера. Выступление звучало неплохо, но далеко не так ярко и убедительно, как прежде. От былого восхищения осталась лишь бледная тень.

— Тебе все еще нравятся его речи, поскольку в мозгу сформировалась устойчивая ассоциативная связь «губернатор — удовольствие», — снова заговорил Джантор. — Я могу легко убрать ее, и даже привязать противоположную эмоцию.

В следующую секунду настроение Винсента упало. Слова, еще недавно восторгавшие, теперь наводили скуку и уныние. Умные речи казались набором банальных глупостей. Да и внешне Стилер, всегда олицетворявший величие и благородство, теперь выглядел вполне заурядно. Обычный старик.

Винсент помотал головой, желая рассеять наваждение. Верить не хотелось. Это невозможно. Фиомсянин лжет. Что он сделал?

— Аналогичным образом я могу привязать положительные эмоции к любой другой личности, — спокойно продолжил Джантор. — Например, самому себе.

Винсент ощутил прилив радости. Страх, тревога, сомнение бесследно испарились, уступив место умиротворенности, воздушной легкости, каждая клеточка тела наполнилось приятным теплом. Все опасности и проблемы остались где-то далеко, а здесь не могло случиться ничего плохого, только хорошее. Он уже давно не ощущал себя столь счастливым. Хотелось засмеяться или запеть. Винсент поймал себя на том, что улыбается.

— А теперь я выйду, — Джантор встал и скрылся за дверью.

Настроение угасло. Единственная лампочка светила тускло, бетонные стены будто давили. Мрачное место, и кругом враги. Фиомсянин снова вошел, на Винсента накатил новый прилив восторга.

Это невозможно.

Джантор еще три раза уходил и возвращался, и Винсент ясно чувствовал, как угасает и вновь поднимается настроение. Во всем облике фиомсянина проступило прежде не замечаемое достоинство и благородство, а улыбка теперь казалась безусловно искренней. И голос звучит, будто восхитительная музыка. В его присутствии серая комната казалась уютной, а лампочка светила ярче. Он буквально распространял вокруг ауру счастья

Винсент зажмурился, обхватил голову руками. Это все ложь. Фиомсянин враг, его надо ненавидеть.

Но как ненавидеть столь замечательного человека? Одна мысль о нем наполняет душу радостью. Джантор отличный парень, с ним надо подружиться.

— Знаешь, используя эмоции, я мог бы легко тебя перевербовать. Но не буду. Так неправильно.

Восторг, переполнявший Винсента, исчез. Теперь он снова видел перед собой обычного человека. Точнее, помня о его пугающих способностях, совсем необычного. Чужого хаймена. Врага, и очень опасного.

Снова попытался разозлиться, но злость куда-то утекала.

— Хочешь для разнообразия чуть-чуть позлиться? Хорошо, вот тебе объект для ненависти.

На зрительной коре высветилось лицо капитана. С чего бы Винсенту его ненавидеть?

А ведь причины есть. Траун жесток. И не только к пустам, но и к своим подчиненным. Много раз он наказывал чудовищной болью самого Винсента. И ведь за что? Просто Винсент не рвался избивать задержанных, он использовал другие, более тонкие и аккуратные, а главное — эффективные методы.

Проклятый Траун не только жесток, но и глуп. И ловить преступников его приказы скорее мешали. Злобный самовлюбленный кретин. Хорошо, что он погиб, иначе Винсент однажды сам бы его пристрелил.

— Ладно, хватит, — сказал Джантор. — Много злиться вредно, язву заработаешь. Положительные эмоции лучше.

Ярость исчезла. Капитан Траун сделал немало плохого, но от гнева осталось лишь слабое эхо. Винсента снова затопила волна приятного тепла. Он помотал головой, желая избавиться от наваждения, но безуспешно. Да и зачем избавляться, надо сохранить его подольше. Но, едва он так подумал, ощущение плавно улетучилось.

Верить не хотелось, но свидетельства Джантора слишком убедительны. И то, как легко он заставлял то радоваться, то злиться, пугало. А осознание того, что им пять лет манипулировали другие, еще сильнее ужасало.

— Ты хочешь сказать, что… — Винсент не договорил, боясь признаться даже самому себе.

— Ваша безграничная любовь к губернатору Стилеру навязана искусственно. Его вид и речи вызывают положительные эмоции исключительно благодаря особой программе нейробука. Аналогичным образом насаждается преданность генералу Вольфсону и прочим начальникам. Другие программы порождают ненависть и презрение к людям без нейробуков.

— Я не испытываю к ним ненависти.

— Ты — нет. К счастью, ты проработал еще слишком мало. Отдельные импульсы очень слабые, на сознательном уровне почти не ощутимые. Полагаю, так сделано, чтобы вы не набрасывались с кулаками на первого встречного. Но по прошествии определенного времени у человека вырабатывается стойкая злоба. И чем дальше — тем сильнее.