Две коровы и фургон дури

— Найду как. Я знаю одного пушера в Эксетере, он возьмет весь товар оптом, и тогда… — Спайк взмахнул руками, показывая, видимо, как он взлетает в самолете по направлению к Испании и Таиланду или еще куда-нибудь, где на него точно навалятся гангстеры или власти отрубят ему голову за наркотики.

Теперь я уже не просто мечтал уйти из этого гаража — я хотел бежать отсюда без оглядки куда глаза глядят, чтобы больше в жизни не видеть Спайка. Мечты о честной жизни в Шотландии уже не катили, так что я поднял руки вверх и сказал:

— Спайк, ты спятил. Говорю это как друг. Или ты выбрасываешь на хер это говно, или считай, что меня здесь не было.

— Ты что? О чем ты? Куда ты собрался?

— Отсюда надо валить со скоростью света, понял? Ты понял, Спайк?

— Ну и вали, раз ты такой трус. Убирайся! — Он отвернулся к сохнущей конопле, зашел в самую гущу кустов, так что я видел только его ноги в грязных сапогах.

Надо было что-то сказать, но толку от этого все равно не было. Я вдруг так устал, что даже мозги в голове отказывались ворочаться, так что я повернулся и вышел прочь из гаража, оседлал свой байк и уехал. Сам не знаю, куда я ехал, минут десять у меня в голове было совсем пусто. Наверное, я хотел притвориться, что меня никто не видит. Вечерело, темнота сгущалась, и, когда я доехал до Ашбритла и остановился среди полей, опустив голову на руль, в домах уже зажглись огни. Усталые, но довольные фермеры собирались поужинать, пропустить пивка, принять ванну и отправиться на боковую. Мужчины дремали перед телевизором, хозяйки мыли посуду — честные, простые люди, и проблемы у них были простые и честные: к примеру, что съесть на ужин — помидор или немного бекона? Я мог бы заехать к родителям, поздороваться, сделать вид, что просто проезжал мимо, но вместо этого вдруг решился и поехал в бар, что в Стейпл-Кроссе. Меня в этом баре знают, но я там появляюсь не часто. Для меня это место, где можно нормально отдохнуть, сесть с пивом в углу и подумать. А местечко-то интересное! Однажды стены там вдруг начали разговаривать голосами людей, живших сто лет назад, представляете, так что все решили, что здесь водятся привидения. Даже ученых пригласили! И, короче, ученые взяли образцы краски со стен и выяснили, что в той, старой, краске было полно железа, которое с годами намагнитилось, как магнитофонная лента, и стало записывать все, что люди болтали рядом со стеной. Записало споры фермеров о ценах на овец, вскрики девиц, которых щипали конюхи, болтовню мальчишек-половых о цыганках и сетования местного сквайра по поводу всеобщей лености. Теперь-то стены молчат. А жаль. Но кто-то не из здешних мест перекупил этот бар и перекрасил стены так быстро, что его не успели предупредить, что вместе со старой краской он стирает голоса давно умерших людей. Короче, теперь стены в баре белые, окна чистые, а на стенах развешаны старинные фотографии — стога сена и лошади, тянущие плуг. Я сел в углу, взял себе кружку темного и молча принялся за пиво, стараясь успокоить разболтанные нервы. Было непросто, но к концу второй пинты мир стал казаться веселее.

Я заказывал себе третью пинту, когда в дверях появились две девушки-хиппи из Ашбритла. Бармен их знал, назвал по имени и стал наливать им сидра. Они взглянули на меня, кивнули, улыбнулись и отвернулись к бармену. Одна девушка была рыженькая, с короткими волосами и веснушками, а у другой каштановые кудряшки были завязаны в хвостики. На рыженькой была клетчатая рубашка и джинсы, а на Кудряшке — юбка в полоску и блузка без рукавов. Обе были довольно грязные, руки и лица испачканы землей, как будто работали целый день на огороде. Кое-кто в Ашбритле считает, что хиппи паразитируют на нас, что они никогда не работают, только целыми днями курят траву да бренчат на гитаре. И еще что они никогда не моются. У нас в Ашбритле полно придурков, которые видят только то, что хотят видеть, всю жизнь хнычут да жалуются или жалуются да хнычут. То так, то эдак. А мне нравились наши хиппи. Они так прикольно одевались, ярко так, и музыка у них была классная. И еще мне нравилось, что им вроде бы плевать на то, что о них скажут или подумают другие. Наверное, в то время все было проще: и идеалы яснее, и разница между людьми лучше видна. Не знаю. Не могу точно сказать. С тех пор прошло много лет, и, хотя мертвецам сложно отстаивать свои идеалы из могил, хиппи все так же приходят ко мне во сне, и мы вместе смеемся, вспоминая молодость.

Я вернулся к своему столику, а через минуту девчонки-хиппи подошли ко мне, и рыженькая спросила:

— Здесь занято?

— Свободно. Садитесь, — сказал я.

Они сели.

Несколько минут я тянул свое пиво и слушал болтовню девчонок. Оказывается, у них сбежал козел. Сорвался с привязи, забурился в соседский огород, сожрал шесть кочанов капусты и несколько слив со сливового дерева. Девицы гнались за козлом до самой церкви, все вместе перепрыгнули через каменную стену и помчались в поле. Два часа бегали за ним, но так и не поймали. Тут я не выдержал, и, не извинившись, что встреваю в их разговор, брякнул: