— Не сомневаюсь, — сказал Фарамир. — Ведь, по вашим словам, он признал права Арагорна. Но они еще не сталкивались. Они еще не достигли Минас Тирита и не соперничали за власть. Однако я отвлекся. Мы, сыновья Денетора, знаем много древних преданий, и в наших сокровищницах хранится много древних записей: и на пергаменте, и на камнях, и на листах золота и серебра. Некоторые уже никто не может прочесть, другие прочтет не всякий. Я читаю немного, потому что меня учили. Именно ради этих записей и приходил к нам Серый Странник. Я был еще ребенком, когда впервые увидел его. С тех пор он бывал у нас еще два или три раза.
— Серый Странник? — переспросил Фродо. — У него было другое имя?
— Мы звали его Митрандиром, как эльфы, — ответил Фарамир. — Его это устраивало. «У меня много имен в разных странах, — говорил он, — я Митрандир для эльфов, Таркун для гномов, а в юности, на забытом ныне Западе, меня звали Олорин… на юге мое имя Инканус, на севере — Гэндальф, ну а на востоке я не бываю».
— Гэндальф! — ахнул Фродо. — Я так и думал. Гэндальф Серый, лучший и мудрейший из всех, кого я знаю. Это он вел нас. И погиб в Мории, — добавил он, поникнув.
— Митрандир погиб! — поразился Фарамир. — Видно, злая судьба преследовала ваш отряд. Но право, трудно поверить, чтобы мог погибнуть мудрец, обладавший такой силой! Много чудесного совершил он среди нас, и чтобы столько мудрости было отнято у мира! Вы уверены в этом, или он просто покинул вас и пошел своими путями?
— Увы! — ответил Фродо. — Я видел, как он упал в огонь.
— За вашими словами какая-то ужасная повесть, — молвил Фарамир. — Быть может, вы поведаете мне вечером о том, что произошло. Митрандир, как я думаю теперь, был не только собирателем знаний, он был вдохновителем многих славных дел нашего времени. Будь он с нами, когда явилось пророчество, он все объяснил бы. А может, и нет. Наверное, Боромиру суждено было отправиться в Имладрис. Митрандир никогда не говорил о своих целях и замыслах. Денетор разрешал ему работать в наших хранилищах — весьма редкий случай! Я немного учился у него, когда у Митрандира было к тому желание (к слову сказать, это случалось редко). Он разыскивал малейшие следы Великой Битвы в Дагорладе, Битвы, в которой был повержен Неназываемый. Он часто расспрашивал об Исилдуре и о его гибели, хотя о ней мы знаем очень мало, и почти ничего — наверняка.
Фарамир понизил голос до шепота.
— Но вот что я узнал и с тех пор храню в тайне: до того, как Исилдур навсегда покинул Гондор, он что-то отнял у Врага. Это, похоже, и нужно было Митрандиру. Я-то в ту пору думал, что Гэндальф — просто собиратель древностей. Даже когда мы с братом спорили, каков смысл загадочного пророчества, я не задумывался, при чем тут Проклятье Исилдура. Наши легенды говорили, что Исилдур погиб от орочьей стрелы, а из Митрандира слова нельзя было вытянуть. Я и сейчас не могу предложить, что это такое, но то, что Оно могучее и опасное — не сомневаюсь. Может быть — гибельное оружие Темного Владыки… Если оно могло давать перевес в битве, то вполне понятно, что Боромиру, отважному и гордому, часто безрассудному, но всегда жаждавшему только двух вещей: победы Минас Тирита и собственной славы, захотелось завладеть этим сокровищем. Зачем только он поехал к Элронду! Мой отец и его советники хотели послать меня, но он вызвался сам, как старший и более сильный. Удержать его было невозможно.
Оставьте тревогу, Фродо. Я не взял бы этой вещи, даже если бы нашел на дороге. Если бы пробил час Минас Тирита, а я мог бы спасти его, я и тогда не воспользовался бы оружием Врага. Ни ради спасения Гондора, ни ради собственной славы.
— Так говорили и на Совете, — вспомнил Фродо. — Теперь и я так говорю, хотя лучше бы мне вообще ничего не знать об этих делах.
— Что до меня, — продолжал Фарамир, — мне бы только увидеть, как снова цветет при дворе королей Белое Древо, увидеть Серебряный Венец, дождаться мира и вернуть Минас Тириту древнее имя — Минас Анор — прекрасный и светлый город, гордый, как князь среди равных князей, а не господин среди рабов. Война неизбежна, если мы защищаем свою жизнь от супостата, но я люблю меч не за то, что он острый, и стрелу — не за ее полет, а воина не за силу. Я люблю их за то, что они защищают родину ее красоту, древность и мудрость. Вот это я чту и люблю, и ни страха, ни поклонения нет в моих чувствах.
Я не настаиваю, чтобы вы сказали мне больше. Я даже не спрошу, правильно ли угадываю сейчас. Но теперь мне хотелось бы знать о ваших делах, чтобы помочь хотя бы советом.