Кулаки сами собой сжались, и Луша не выдержала. Она выскочила из укрытия, в порыве какого-то дикого, безрассудного отчаяния вклинилась в толпу островитян, и яростно работая локтями, буквально на четвереньках стала протискиваться меж татуированных босых ног к самому центру.
Но Руси там не было, да и быть не могло: мгновение назад он и Макар буквально растаяли в дрожащем от зноя воздухе Нукагивы, оставив после себя лёгкий, едва уловимый запах озона, но этого исчезновения никто не заметил.
Когда Вильям, увидев, наконец, небольшую процессию, приближающуюся по тропе из глубины джунглей, выдохнул облегчённо и повернулся к ней, чтобы ещё раз объяснить, что Робертс — это он сам, только пятнадцать лет назад, девочки рядом не оказалось.
Выругавшись, Вильям вскочил на ноги. В тот же миг он увидел, как возвышавшийся над толпой Маухау — самый рослый и сильный нукагивский воин, татуированный с головы до пят, угрожающе поднял над головой копьё, готовый к безжалостному смертоносному удару.
Вильям весь подобрался. Чутьём охотника и воина он понял, что сейчас случится непоправимое. Если прольётся кровь, война неизбежна…
Внезапно Маухау издал истошно-скулящий, какой-то совсем не воинственный крик. Железная рука его дрогнула и копьё, сорвавшись, воткнулось куда-то вниз, в центр бурлящего, волнующегося круга.
В это мгновение Вильям, словно в нём сорвалась какая-то пружина, вылетел на поляну с воплем:
— Король Тапега свободен!
Бритые головы, все как одна украшенные рожками, повернулись на крик. На лицах туземцев были растерянность и смятение.
— Король Тапега здесь! Посмотрите, он идёт к нам! — надрывался Вильям, показывая туда, где по тропинке вышагивал сам нукагивский король, живой и невредимый, завёрнутый в отрез красной ткани, подаренной ему Крузенштерном. Из-за его плеча выглядывал встревоженный Робертс.
Толпа радостно ахнула и кольцо распалось.
Островитяне, радостными криками приветствуя Его туземное величество, бросились к своему королю.
Прибой меж тем заметно утих, и баркас «Невы», стоявший весь день поодаль на верпе, торопливо подгрёб к самому берегу. Мичман, схватив юнгу Раевского в охапку, буквально забросил его в лодку. Матросы, не дожидаясь повторной команды, попрыгали следом. Люди молча налегли на вёсла, угрюмо поглядывая в сторону негостеприимного берега.
Отойдя на порядочное расстояние от пенистой полосы прибоя, они увидели Робертса — энергично загребая и изредка отфыркиваясь, он плыл вслед за баркасом. Они дождались англичанина, и как только голова пловца поравнялась с баркасом, несколько крепких, загорелых, почерневших от смолы рук сразу протянулось к нему, помогая взобраться в лодку.
Мокрый Робертс с усилием перевалился через борт, встряхнулся, и уселся рядом с Раевским. Он с интересом вгляделся в лица гребцов, как будто припоминая что-то давно забытое, а потом, остановив прямой, немного насмешливый взгляд на юнге, заговорщически подмигнул мальчишке.
Тот сидел, притихший, и, приоткрыв рот, нащупывал языком образовавшуюся между зубами дырку.
— Что, брат, зуб в ноге у дикаря оставил? — спросил один из матросов.
Остальные, заметно повеселев вдали от туземных копий, громко захохотали.
— Ржёте, а надо парню спасибо сказать, — отирая вспотевшее лицо рукавом, заметил мичман. — Если б он этого дикарского громилу за ногу не тяпнул, тот бы точно кого-нибудь своим копьём порешил. А уж тогда бы всем нам несдобровать!
— Да, опоздал бы тогда Робертс со своим Тапегой…
— Молодец, мальчишка. Не растерялся.
Матросы стали обсуждать, как взвыл дикарь, как он от неожиданности промахнулся, как всадил копьё в песок на полметра.
А Луша вспомнила, как Руся строго внушает младшему брату Федюньке, что кусаются только визгливые глупые девчонки, и тоже, наконец, улыбнулась.
Тем временем волнение среди туземцев окончательно улеглось, и дикари разбрелись каждый по своим делам.
На берегу остался здешний англичанин. Молодой Робертс, жилистый, и несколько более поджарый, чем его старший двойник, стоял на песке, по-матросски широко расставив ноги, и пристально глядя вслед баркасу. В руках у него был нукагивский знак доблестного воина — выскобленный добела череп, который островитяне как трофей обычно подвязывали к поясу. Череп был предназначен в подарок капитану «Невы», однако передать его в этой суматохе не удалось.
Робертс подумал о подлой выходке Кабри, и лицо его потемнело. Он поднял череп до уровня своих глаз, повернул его к себе «лицом» и мрачно уставился в пустые глазницы.
Череп вдруг щёлкнул суставом и откинул нижнюю челюсть, будто что-то хотел поведать Робертсу. Хронодайвер ухмыльнулся и энергично стукнул по ней ладонью. Череп послушно захлопнул разинутый рот. Робертс хмыкнул, покачал головой и, отчего-то раздумав вплавь догонять ушедший баркас, отправился восвояси.
Глава 46. Разоблачение