Две лепёшки (СИ)

Заренка кивнула, хотя и продолжала смотреть немигающим взглядом на мужа, никогда не умевшего говорить неправду. То, что дружинники приносили из ночных рейдов не только ломаные стрелы, но и ещё кое-что, давно не было ни для кого секретом. С трупов снимали перстни, выворачивали карманы, порою не брезговали даже сапогами поверженных врагов. Начальство на это смотрело сквозь пальцы. Многие выменивали потом найденное у цепкого Сбитня на зерно, но Заренка ещё летом наказала мужу, не опускаться до мародёрства и тот до сих пор оправдывал её доверие. Но ведь тут не треклятое вражеское барахло, а хлеб. Не свой, ушунский, но всё же. Хлеб, который рука не поднимется выбросить, когда дети голодны.

Наконец, женщина взяла краюхи дрожащими руками и, вдруг, не сдерживая себя, прижалась к мужу ещё тёплым, после ночи, телом.

- Ту уж сторожко там, а?

- Да уж как-нибудь. А вы дома сидите ныне. Мало ли...Жарко обещается оно.

Вышеус отстранил жену и вышел. Язык так и не повернулся сказать всё. Да и как можно? Не хотелось, чтобы она думала о нём, как о предателе. Вот спасёт он их, а там - разберёмся. Там видно будет, кто принимает верное решение среди этой свистопляски смерти.

До ночи Вышеус промаялся кое-как. Хоть и мог поспать после ночной вылазки, но сон не шел. Голова гудела от мыслей, что твой весенний рой в поисках матки. Как отворить ворота, не убивая сторожей, Вышеус придумал еще по пути обратно. Не раз бегал к знахарке за сонным отваром для Радодневки. Оставшееся с прошлого раза зелье, Вышеус влил в корчагу с квасом и припрятал ее возле стены. Кто усмотрит злой умысел в том, что решил угостить старых знакомых стоящих в карауле? Но как пойти на такое? А ну, обманет ушун? Но тут же одергивал сам себя, - ну не звери же! Должны понимать. К вечеру Вышеус и вовсе извелся. И было уж решил плюнуть на все да идти излить душу десятнику, когда увидел Ставра с пустыми глазами, бредущего будто на ощупь, ведомого под руку могучим другом Бером.

- Что случилось? - окликнул он их.

Ставр даже головы не повернул.

- Сын у него, - скороговоркой буркнул Бер, - и жена, с голоду... в общем отмаялись сердешные.

Дождавшись вечерней смены, Вышеус двинул к воротам.

- По здорову вам, - приветствовал он дюжего Корю и юркого Ушью. - Кваску вот Заренка моя вам передает. Не чужие чай, соседи. Охолонили мы ворога, ноне даже на стены не лезь, пообломал зубы-то, - Вышеус никак не мог остановить словесный понос. Внутри все тряслось и обрывалось. - Даст бог отстоимся, а там князь подойдет, и погоним ворога поганого. Стражники поочередно надолго приложились к корчаге, улыбались и согласно кивали. Забрав пустую корчагу, Вышеус отошел в сторону и повалился на траву. Сердце бешено колотилось: - А ну как не подействует отвар? Тогда что? Засапожником их? Это своих-то?! Поднимется рука? Однако и часа не прошло, от ворот донесся дружный храп. Измотанные голодом и сражением стражники спали как убитые.

Вышеус с трудом откинул засовы, выкрутил ворот и немного отворил ворота, со стороны, в темноте, особо и не увидишь, что раскрыты. Он шмыгнул наружу, тут же припал к земле, как бы со стен не заметили. Отполз подальше и, как было уговорено, трижды прокричал совой. Издалека, заливистым лаем, тут же отозвалась степная лисица - сигнал был услышан. Не помня себя, Вышеус направился в крепость...

То, что случилось дальше, Вышеус видел, как сквозь пелену. В висках стучало так, будто молодой коваль лупит по заготовке, правя её на меч. Ушуны выскочили, казалось, прямо из трупов, что валялись под стеной. Вроде как лежали покойники и - раз, мало того, что на ноги поднялись, так ещё и просочились в створы ворот.

- Тревога! - закричал было молодой, ещё безусый, парнишка, бывший ближе всех, но захрипел и осел, проткнутый ушунской пикой.

Узкоглазые кочевники один за другим проникали на территорию крепости, измазанные кровью, в лохмотьях, крича что-то на своём тарабарском языке и быстро ныряли в узкие улочки. То тут, то там раздавались крики, женский визг. Казалось, что на латников на стенах нападающие даже внимания не обращают, так, играются, как ленивый кот с пойманной им птахой с перебитым крылом.

- Да мы их, да мы... - Зарислав, стоявший тут же, только сжимал в багровых кулаках свой цеп, не зная, оставаться на стене или бежать во двор, чтобы сойтись с ушунами в последней битве. Наконец, видно не выдержав, махнул рукой и помчался по крутым ступеням вниз, врезаясь на поворотах в стены.

- Чё встал? За ним! - толкнул Вышеуса Черныш и, перехватил копьё, устремился за Зариславом, крича гулким басом, - Айда, робя, Отстоим!

Вышеус дрогнул, хотел было тоже бежать, но тут сверху увидел, как из проулка показались несколько кочевников, ведущих пленных.

- Пусти, гад! - раздался женский крик и Вышеус понял, что это кричит Заренка, его Заренка, - Не меня, так дочку пожалей!