Две линии судьбы. Когда остановится сердце

— Скажите, Ванда дома? — спросила она, и лицо ее при этом как-то исказилось, словно она и сама не верила в то, о чем спросила.

— Ванда?

— Может, я, конечно, перепутала улицу… Но я спрашивала, мне сказали, что это здесь… Мне нужна Ванда Кох. Видите ли, я приехала издалека… Пожалуйста, позовите ее, она мне очень обрадуется. Хотя и удивится…

— Садитесь.

Кох предложил ей сесть за столик, за которым только что сидел сам и который еще хранил его тепло и соль его слез…

Молча поставил перед ней рюмку с коньяком.

— Вот, подкрепитесь, — он постарался улыбнуться, чтобы не испугать своим страшным взглядом.

— Вообще-то я не пью, — пожала плечами женщина. На вид ей было под сорок. Но если ее помыть, причесать и приодеть, то можно дать и тридцать.

— Я тоже. Ванды нет. Моей Ванды нет, она погибла несколько дней тому назад. Ее переехал трамвай. Трагический случай. Вот так.

Женщина от неожиданности даже рот открыла. И какое-то время смотрела на Коха словно невидящими глазами. Потом машинально взяла рюмку и выпила содержимое. Закашлялась. Кох пожалел, что не успел нарезать лимон. Сорвался с места и принес ей воды. Она сделала несколько глотков и теперь сидела с мокрыми глазами, по-прежнему глядя на него, как на привидение.

— Этого не может быть, ну не может! — вдруг вскрикнула она. — Нет! Такого просто не бывает!!!

— Вы успокойтесь. Хотя я сам не успокоюсь никогда.

— Вы, наверное, хотите узнать, кто я?

— Может, вы Гражина, ее сестра? — предположил он самое страшное, что мог предположить. Он ждал приезда сестры Ванды, ждал, надеялся, что она простила его за то, что он сорвал Ванду с учебы, что не дал доучиться, ведь она, узнав об этом, рассердилась, кричала в трубку, что он законченный эгоист, что он спутал все их планы, что он не имел права так поступать с ее сестрой. Даже на свадьбу не приехала. А теперь вот и на похороны. Опоздала?

— Нет, я не Гражина. И не сестра. Я вообще ей посторонний человек.

И женщина достала из сумки смятый конверт и протянула ему. Кох прочел, и выражение лица его означало одно — он был потрясен.

— Господи, а я и не знал, что она способна на такое… — сказал он.

Он имел в виду, что знал Ванду только как свою жену, человека, полностью принадлежащего ему, как женщину, все время проводящую в хозяйственных заботах. Она и телевизор смотрела только ночами, когда он спал. Она еще иногда будила его легонько, тронув за руку, и говорила тихо: «тсс… я ничего не слышу… не храпи… извини…» А тут вдруг обнаруживается, что у нее был кумир, актриса, которой она, его Ванда, писала письма!!! И ведь никогда ни словом не обмолвилась. Вероятно, эта любовь к актрисе и была ее крохотным личным пространством, на которое он не покушался по той простой причине, что не знал о нем.

— Так вы Людмила Дунай? И вы — здесь?

Он ничего не понимал. Конечно, Ванда писала в письме, что она всегда может приехать сюда, к ним, но это были скорее общие фразы. Она же вряд ли пригласила бы ее сюда, не предупредив его, своего мужа.

— Как вас зовут?

— Юрген. Юрген Кох, я муж Ванды. Точнее, теперь вдовец.

— Знаете, это какой-то страшный сон. Я ехала сюда очень долго и так надеялась на всех вас… А теперь понимаю, что Ванды, женщины, с которой я даже не была знакома, нет в живых. Такого поворота я не встречала даже в тех сериалах, в которых снималась.

— Судя по тому, как вы выглядите, у вас беда, — сразу понял Кох. — И хотя я не видел вас никогда, потому что у меня нет времени смотреть телевизор, но могу предположить, что известные актрисы…

— Не надо, я все понимаю. Да, у меня беда. Два дня тому назад я очнулась в загородном доме своей подруги с ножом в руках. Мою подругу и ее гостей зарезали, а меня изнасиловали. В сумочке было вот это письмо. Я побоялась оставаться там, я не хотела, чтобы вокруг меня журналисты устроили вакханалию… Я решила уехать, исчезнуть, понимаете? И это письмо восприняла как знак. Я уже два дня добираюсь до вашего Маркса. Пожалуйста, приютите меня хотя бы на время. Деньги у меня есть.

Кох поднялся:

— Пойдемте.

Она послушно последовала за ним. Они через кухню вышли в маленький двор, откуда дорожка вела уже к жилой части дома. Вспыхнул свет, она увидела чистенький, выложенный плиткой коридор, белые двери, одна из которых вела в туалет, другая — в ванную комнату. Все было белым, чистым, уютным. Кох показал ей, как пользоваться электрическим котлом, принес два полотенца и длинный розовый халат.

— Но это же ее халат! — воскликнула она, понимая, что он обрекает себя на новые страдания, предлагая ей халат погибшей жены.

— Ничего, он ей уже не понадобится, а вы… живая… Вам надо помыться и что-нибудь надеть. Ничего, я сильный, я все выдержу.

И ушел.

Вернулся туда, где страдал, за столик. Сел и подумал, что эта женщина ему приснилась. Что так не бывает. И какой странный сон. Какая-то актриса. Существует ли вообще такая?

Гостья из сна. Надо же такому присниться. Как будто бы она к нему приехала из Москвы. Какой-то нож, убийства, изнасилования… Как странно работает человеческое подсознание.