Две недели до любви

– Знаешь, что нам нужно? – спрашиваю я с игривой улыбкой. – Маленький шаг. Нам надо сделать что-то, что пугает нас обоих. Сделать вместе.

Клинт перестает тереть себе лоб и теперь таращится вдаль. Его лицо похоже на дорожный знак, возвещающий, что впереди тупик.

У меня внутри все оседает; мне кажется, что сейчас он начнет рассказывать мне всю эту историю, тяжелую, как еврофура. Эту историю, которую мы все время таскаем за собой.

Но я знаю, что надо быть осторожной. Мне изо всех сил хочется ухватиться за него, остаться с ним, пока его настроение не пройдет. Но я знаю, что давить на него и чего-то требовать – это худшее, что я могу сейчас сделать. Мысли стратегически, Челси. Ты умная девочка. Придумай план.

– Завтра, – говорю я, пихая его локтем в бок. – Сделаем что-нибудь пугающее. То, чего я боюсь даже больше, чем ты.

– И что же это? – спрашивает он заинтересованным голосом.

– Не-а. Завтра. Ничего не скажу тебе до завтра.

Клинт Сзади!

– Так где мне сворачивать? – спрашиваю я. – Мы точно не в город едем.

– Ну… точно не в Бодетт.

– А почему вообще ты говоришь мне, где сворачивать? Не легче будет просто сказать, куда мы направляемся? – Я приподнимаю бровь и жду ответа.

– Не-а. – Она высовывает голову в окно, и от ветра хвостик на ее голове танцует бешеную сальсу. – Я уже три раза загуглила маршрут. Я точно знаю, как ехать.

– Ни одной подсказки не дашь? – снова задаю я этот вопрос. Впервые я спросил, когда мы с группой пошли рыбачить. Но и сейчас, когда вечер уже заползает на верхушки сосен, я не имею ни малейшего представления о том, что она придумала.

– Следи за дорогой, мальчишка, – только и отвечает она, поворачивая мое лицо так, чтобы я смотрел в лобовое стекло.

– Всего один намек.

– Ну… Если ты не против… Я подумала, что физическая активность нам не повредит.

Физическая? Я вспоминаю округлость ее груди у меня во рту, когда вчера вечером от нашей страсти запотели окна грузовика. Интересно, какую именно активность она имеет в виду.

Словно прочтя мои мысли, Челси отчитывает меня:

– Эй, сэр, а где же ваш профессиональный подход? Маленький шаг, помните? Что-то, чего мы оба побаиваемся. Сверни тут.

Я сворачиваю на потрескавшийся асфальт парковки, и Челси показывает на большое здание, похожее на склад.

– Да ты шутишь! – Сердце у меня уходит в пятки.

Огромная розово-неоновая вывеска с мигающими белыми кеглями гласит, что мы только что приехали в заведение «Роуз-Боулинг».

– Тебе что, пятьдесят? – поддразниваю я Челси, когда мы выходим из машины. – Боулинг. Надо же.

– Маленькие шаги! Сколько раз тебе повторять? – шутливо спрашивает она и спешит вперед. Схватившись за ручку, она открывает передо мной дверь. Что это еще за игры? Она хочет показать мне, кто здесь главный? Хочет сказать, что я слабее. Бросает мне вызов, хотя я уже сказал, что оставил любые занятия спортом.

Я одариваю ее тяжелым взглядом, намекая, что я в игре. Но она только шире распахивает глаза и пожимает плечами, словно понятия не имеет, о чем я. И все же мне не нравится, что она заставляет меня соревноваться. Особенно если учесть, что я и так все каникулы играю по ее правилам: слежу, чтобы она не напряглась. Забочусь о ней. Похоже, ответной любезности ждать не придется. Какую-то долю секунды я даже злюсь на нее.

– Ах, старый добрый запах боулинга, – вздыхает она, когда мы проходим внутрь. – Запах потной обуви, сигарет и скисшего пива.

– Старый добрый, – бормочу я. – Тебе-то откуда знать? Это же я вырос в глухомани, а не ты.

– Да, старый добрый, – повторяет она. – Все боулинги пахнут одинаково. А ты чего ждал? Что сможешь обнимать меня, показывая, как правильно катать шары?

– Нет, я… Послушай, Челси, я не шутил, когда сказал, что больше не соревнуюсь. Могла бы и учесть мои пожелания.

Но она кладет руку на бедро и говорит:

– Если ты считаешь, что боулинг – это соревновательный спорт, то ты и правда давно не практиковался.

– Я покончил с этим. Правда, – настаиваю я.

– У тебя что, комплекс жертвы? Нет, ну правда. И это человек, который настаивал, что я выгляжу, как старик у рыболовного магазина. И это человек, который хотел узнать, куда исчезла моя страсть?

– А это человек, который ни разу не решился бросить мяч?

Она выдвигает челюсть:

– Вот видишь? Ты опять перевел разговор на меня. Все твое существо будто кричит: пожалуйста, давай соревноваться.

Челси хочет, чтобы я улыбнулся, но я отказываюсь. Она несколько поникает, а потом говорит:

– На днях, в «Заводи», когда вы с Брэндоном развешивали флаеры, твоя мама сказала, что я боюсь. «Я знаю, что ты боишься всего», – сказала она.

– И?

– И она сказала это так, словно любой описал бы меня этим словом. Ну, будто говорила о моем росте или цвете волос. И я все думаю о том, как отказывалась от всего, что ты предлагаешь.

– Это не важно, – говорю я. – Ты работаешь над собой. Знаешь, что тебе по силам.