Две невесты Петра II

Она полюбила графа сразу же, как только увидела его, входящего к ним в дом с огромным букетом ярких цветов. До сих пор помнит она, с каким изумлённым восторгом смотрела на пришедшего, совсем не понимая, что делается и говорится вокруг неё. Сам граф, учтиво поклонившись всем, передал букет её матери. Смущённая Дарья Михайловна стояла с букетом в руках, совершенно скрывшим её лицо. Когда Дарья Михайловна, обратившись к прислуге, попросила принести для цветов вазу, Маша, сорвавшись с места, выбежала в соседнюю комнату, где на каминной полке стояла недавно кем-то подаренная редкая вазочка с пятью отдельными рожками для цветов. Вернувшись в комнату, Маша протянула её матери.

   — Да что ты, Машутка! — засмеялась Дарья Михайловна. — Да сюда только пять цветочков уместишь, у неё лишь пять рожков, а здесь, глянь, сколько!

Она передала букет подошедшей девушке, которая поместила его в огромный расписной глиняный кувшин.

   — Вот и славно, видишь, как красиво, — сказала Дарья Михайловна, обернувшись к растерянной Маше, всё ещё державшей в руках изящную вазочку.

   — Это ничего, ничего, — улыбнувшись, сказал граф Пётр, — мы сейчас это устроим.

Он подошёл к расписному кувшину, в котором был букет, выбрал из него пять белых махровых нарциссов и аккуратно поместил каждый цветок в вазочку, которую всё ещё держала Маша, совсем уж растерявшаяся.

   — Это, княжна, только вам.

   — Мне? Совсем только мне? — переспросила взволнованная девушка.

   — Да, только вам, — снова улыбнулся граф, ласково глядя на Машу.

   — Ия могу их унести к себе?

   — Конечно, конечно, они ваши.

Что было потом, что она делала и что говорила она и другие, Маша помнила смутно. Ей всё время хотелось убежать к себе в комнату, где на столе возле окна она поставила вазочку с пятью белоснежными цветами, и, не отрываясь, смотреть на них, думая о своём негаданном счастье. Но он был здесь, рядом. Сидя напротив неё, он часто поглядывал на неё, и, встретившись с ним взглядом, Маша краснела.

Её красивое, обычно бледное лицо заливал яркий румянец, ей становилось жарко, даже глазам было больно смотреть на него, и на них наворачивались невесть откуда и почему набегавшие слёзы.

Граф Пётр видел её смущение, улыбался ей приветливо и отводил взгляд, продолжая разговаривать с другими. Она слышала его негромкий приятный голос, но от волнения не могла понять ни слова.

Всю ночь перед обручением Маша не могла заснуть. Она металась на широкой, ставшей вдруг слишком тёплой постели. Голова у неё горела, в висках стучало, она никак не могла поверить, что этот высокий, красивый, ещё недавно совсем чужой ей человек скоро станет её супругом.

   — Супругом, супругом, — шептала она.

«А ну как всё разладится? — вдруг подумалось ей. От этой мысли озноб пробежал по спине, а руки и ноги похолодели.— Нет, нет, — успокаивала она саму себя, — отчего же всё может вдруг разладиться? Он красивый, но и я недурна».

При этой мысли Маша соскочила с постели, зажгла свечу и, тихонько ступая босыми ногами, пробралась в большую залу, где в простенках между окнами загадочно поблескивали зеркала. Подойдя к одному из них, она подняла руку со свечой «повыше, чтобы разглядеть себя в его пугающей глубине. Маша увидела своё отражение, многократно повторенное зеркалами.

Приблизив лицо к холодной поверхности, она старалась получше рассмотреть себя. Из бездны зеркала на неё глянуло бледное, взволнованное, какое-то совсем незнакомое лицо с глазами, блестевшими то ли от возбуждения, то ли от готовых пролиться слёз.

Где-то рядом послышались голоса. Маша узнала негромкий голос отца и голос её тётки Варвары. Она загасила свечу, испуганно прижалась к стене.

Огромная зеркальная зала осветилась ясным месяцем, стоявшим высоко в чистом, начинающем уже светлеть небе. Голоса становились всё слышней, шаги приближались к зале, где затаилась Маша. Ни жива ни мертва она застыла на месте, боясь, что её сейчас увидят здесь одну, с погашенной свечой в руке. Она искала и не могла найти оправдания своему поступку.

Шаги смолкли совсем близко за дверью залы, и такой знакомый голос отца произнёс:

   — Вот, Варварушка, оглянуться не успеешь, как дедом станешь. Старик, старик, совсем старым становлюсь.

   — Полно, полно, Александр Данилович, что говоришь-то, какой же ты старик? Вон поди, взгляни на себя в зеркало. Такой же красавец, как и прежде. Не хуже Машиного жениха.

Маша сильнее прижалась к стене, со страхом ожидая появления в зале отца и тётки.

   — Ну, Варварушка, спасибо тебе, утешила. Только ты одна видишь меня таким, каков я бывал раньше.

Затаив дыхание, забыв о страхе быть увиденной, Маша ждала продолжения разговора отца и тётки.

   — Для меня ты всегда будешь таким, каким бывал прежде, — услышала Маша взволнованный голос тётки.

   — Знаю, знаю, Варварушка, всё знаю и люблю тебя за верность твою.

Голоса смолкли, стало совсем тихо. Какое-то странное чувство неловкости от всего услышанного охватило Машу. Она уже было решила выйти из своего убежища, когда звуки удаляющихся шагов сказали ей, что отец и тётка ушли.