Читаем Две поездки в Москву полностью

В кино страсти тоже не бурлили. Большинство зрителей — спали! Такого массового храпа я не встречал!

Когда я выбрался из кино, улица была пустынной, холодный ветер нес обрывки бумаги. Мне стало вдруг неуютно и слегка страшно.

На тротуаре время от времени попадались какие-то люди, неподвижно сидящие на черных бумажных мешочках с мусором. На меня они абсолютно не реагировали.

Увидев на повороте такси, я бросился к нему (лондонские такси — черные, старомодные — узнаешь сразу!).

Приехав к отелю, я долго смотрел на счетчик, приделанный у окна снаружи. Нет, к сожалению, это счетчик, а не часы, — надо платить!

Я вошел в отель и, почему-то не пожелав воспользоваться лифтом, мрачно стал подниматься по лестнице. На лестничных площадках тускло светились какие-то глиняные хари. На моем этаже харя не горела. Я шел по коридору, с усилием отталкивая преграждающие коридор тугие пожарные двери с надписью на них «Пут офф».

Да... Приехал черт знает зачем! Массу денег истратил в Сохо... Я открыл, отжал тугую дверь и влез в номер.

Ночью я проснулся оттого, что стало холодно. Я нащупал в стенке кондиционер, поставил переключатель на «хот» — горячее, постоял в темноте и вдруг почувствовал: «А я ведь в Англии! Стою сейчас прямо в Англии... Счастливчик! Запомни — ты счастливчик!»


После завтрака мы уютно уселись в автобус.

Национальная галерея — великолепный Тернер! Потом Тэйт-галлери — прекрасные импрессионисты!

После обеда автобус вынес нас из Лондона. Мелькали широкие зеленые поля с редкими стадами овец, иногда, почему-то, павлинов... Машин навстречу попадалось очень мало, особенно грузовых. И снова — зеленые травяные поля, пустынное шоссе. «Ш-ш-ш!» — пронесется легковая, и опять тишина.

Англичане вообще, как я заметил, отнюдь не выставляют наружу процесс производства, не упиваются им, как это делаем мы, наоборот, скрывают его, и кажется, что существует лишь результат.

Чистый красивый Оксфорд... Студент в шлепанцах, по-домашнему, зашедший в церковь и заигравший вдруг на органе.

Но главное наслаждение, таясь и дрожа, я готовил себе на вечер: пойти по Лондону, самому выбирая маршрут, заворачивая, где я захочу!

После ужина я вышел из отеля и, постояв, свернул влево. Вскоре я оказался на главной торговой улице Оксфорд-стрит. В сумерках зажигались названия, зеленые — магазинов «Вулворт», красные — «Маркс и Спенсер».

Сплошные магазины без дверей, точнее, без уличной стены. Входишь прямо с тротуара — обдает теплый сухой ветерок, под ногами пружинит толстый ковер. Фурычит где-то тихая музыка, и повсюду над головой висят джинсы (один мой знакомый именно так и представляет себе рай).

Пройдя эту бесконечную улицу магазинов, я вошел в паб. Красный ковер под ногами, мягкие диванчики, над стойкой длинный ряд перевернутых разноцветных бутылок, закрытых крантиками.

Посреди ковра лежала чья-то огромная собака, и никто ее почему-то не бил мокрой шваброй, не гнал.

...Перед отъездом сюда я читал у одного очень хорошего нашего писателя про Лондон. Он там описывает сначала, как они с другом в свободный день поехали на поезде в какую-то деревушку, где, как было известно, в маленькой лавочке шьют какие-то особо замечательные фуражки. Целый день они ехали туда, но лавочка оказалась закрыта — воскресенье.

После этого, проезжая в метро, он высунул голову наружу и чуть было не был задушен дверьми вагона.

Все это очень драматично, но относится лишь к самой личности этого писателя, — к Англии, как я тут понял, отношения это не имеет. Основная идея их жизни, как мне показалось: не драматизировать.

...Я свернул на широкую аристократическую Парк-лейн: белые дома с мраморными колоннами, — вдали от тротуаров, за деревьями. Чистые, сдержанно освещенные магазины. За тротуаром бесшумно двигались в несколько рядов красные огоньки машин, дальше темнел прохладный простор Гайд-парка.

Потом я вышел на Пикадилли-стрит и, как старый лондонский сноб, подумал: «Как вульгарны все же эти торговые улицы!»

...На следующее утро обнаружилась маленькая катастрофа. Я настолько привык к нашему автобусу, настолько он казался мне домашним, уютным, что накануне я оставил там шарф и кепку.

После завтрака на площадке перед гостиницей я увидел, что автобус другой. Но водитель остался прежний, и я долго толковал ему о своей пропаже.

— Я вонт ту сии май кеп! — я делал рукой кольцо вокруг головы.

Шофер Кристофер, подтянутый, седой, сразу же улыбнулся, как улыбаются все англичане, когда к ним обращаешься, радостно, поощрительно, словно заранее одобряя то, что ты только собираешься еще сказать... Но меня он не понял... Ладно уж! Пусть остается кепочка им. Говорят, они испытывают экономические трудности... Пускай!

Я не поехал на экскурсию, решив самостоятельно посетить места, о которых все мы так много слышали: Челси, мост Ватерлоо.

Я вошел в метро. Кроме эскалаторов, в лондонском метро можно спуститься еще на лифте, и, когда долго спускаешься в тесном темноватом лифте, становится страшно, начинает ощущаться глубина земли, ее тяжесть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза