Две повести о любви

Все началось с того, что мои родители познакомились после майской демонстрации социал-демократов. Это случилось в 1930 году в Пратере. Мать звали Паулиной, Паулиной Фукка, но все звали ее Паулой. Она симпатизировала партии, но не была такой активной, как он. Он развозил газеты на своем «монусе». Это был такой мотоцикл на трех колесах, два спереди и одно сзади, и с ящиком для газет впереди. Его нанимали не каждый день. В промежутках он опять оказывался безработным. Мать работала продавщицей при Хаммеровских хлебопекарнях. Потом и ее сократили. Помню, однажды мы получили пособие для безработных, это были двенадцать шиллингов. А когда поехали на трамвае домой, потеряли деньги. Мать была в отчаянии. Ее сестра, она была одинокой, выручила нас. Она помогала нам постоянно. Его ведь никогда не было. А когда он все же приходил, мне нечего было бояться. Он всегда был мил со мной. Иногда, правда, повышал голос, но ни одной пощечины я от него не получил. Впрочем, он обо мне никогда не заботился. Весь груз тащила на себе мать, он никогда не поддерживал ее деньгами. Она на это и не рассчитывала.

Мать — дочь одного из лидеров социалистов, отец — анархист, впоследствии ставший коммунистом. Так что мы скроены из хорошего материала. Мне как раз исполнилось четырнадцать, когда я пошла на свое первое собрание. Это было в тридцать первом или тридцать втором году. Скорее в тридцать втором, январь 1932-го. Тогда у вождей рабочего класса была еще другая манера объяснять, что такое классовая борьба. Грубо, наглядно и, может быть, немножко наивно. Они тогда ополчились на буржуазию, которую предстояло выкорчевать. Говорили, что буржуя можно узнать по шляпе (я испугалась, потому что мой отец носил шляпу), по трости (я снова струхнула, потому что отец ходил с тростью) и по галстуку (ужас, отец носил еще и галстук!). Они говорили, что буржуи высасывают из рабочих кровь. Я просто оцепенела, меня буквально парализовало. Я не могла выдавить из себя ни словечка и боялась даже поднять глаза. Дрожала от страха, что кто-нибудь скажет: смотрите, вот сидит дочь кровопийцы, убейте ее!

В дедовой коробке из-под обуви я нашел отчет венского управления федеральной полиции, где был приведен целый список прежних его судимостей: суд по делам несовершеннолетних, Вена, 19.05.1924, по ст. 460 УК 5 дней строгого ареста, условно; районный суд 1-го района Вены, 16.07.1926, по ст. 431 УК 48 часов ареста; окружной суд 1-го района, 6.04.1933, по ст. 197, 199 УК 14 суток строгого ареста, условно до 6 апреля 1935-го, со всеми правовыми последствиями; окружной суд 10-го района, 2.01.1934, по ст. 411 УК штраф 16 шиллингов, в случае неповиновения 24 часа ареста. Далее также отмечалось, что 21 ноября 1932 года в связи с нарушением правил общественного поведения, выразившимся в оскорблении прохожего, читавшего национал-социалистический плакат, отец был задержан по требованию потерпевшего и отпущен из караульного помещения после выяснения обстоятельств правонарушения. У Фримеля, стояло далее, был значок социал-демократической партии, в то время как заявитель не имел никакого партийного значка.

Об этом я ничего не знал. Лично мне было известно только об одной судимости: отец смастерил себе мотоцикл и хотел испытать его во время пробной поездки, для чего соорудил из куска картона номерной знак. Полицейский остановил его и составил протокол. Думаю, это было уже после моего рождения, а несчастный случай произошел раньше — в тридцатом или тридцать первом. Родители отправились куда-то на мотоцикле. В Штирии отец не заметил неосвещенную строительную площадку, и они жутко грохнулись. У матери был перелом основания черепа и выбиты все передние зубы. Так что уже в двадцать четыре года у нее был мост, который она и проносила до шестидесяти, пока дантист не сделал ей нормальный протез.

Когда ее выписывали из больницы, врач сказал: «Только не ездите больше на мотоцикле», а она ответила: «Посмотрите в окно, он уже стоит». Так что она опять залезла к нему на мотоцикл, и они умчались домой, в Фаворитен.