Две повести о Манюне

Мы с Маней украдкой переглянулись. Тетя Ано нам определенно нравилась, и в первую очередь потому, что разговаривала с нами, как со взрослыми. Мы машинально склонили головы набок и, затаив дыхание, слушали ее.

– А в чем мы будем выступать? – спросила Маня.

– О, у нас будут очень красивые платья. Светлые, скорее всего белые, с пышной юбкой по колено, с вышитым передничком. А на голову наденете ободки с разноцветными длинными лентами. Платья закажем в ателье, а вышить на фартучках попросим ваших мам. Головные уборы сами смастерим.

Головные уборы с разноцветными длинными лентами! Вышитые фартучки! Это же такая красота! Мы запрыгали от восторга.

Тетя Ано записала наши домашние телефоны в отдельную тетрадочку и наказала приходить два раза в неделю, по средам и пятницам, в шестнадцать ноль-ноль. Мы порадовались, что занятия по танцам никак не пересекаются с занятиями в музыкалке, и, попрощавшись, вышли на улицу.

Надо было идти домой и признаваться родителям и Ба, что мы без их ведома записались на танцы.

– А если ругаться станут? – ныла я, пока мы шли к Мане.

– Конечно, станут. Теперь они должны оплатить занятия, а потом еще на фартучках вышивать.

Мы постояли какое-то время возле Маниной калитки. Набирались смелости.

– Можно вперед нас скрипку выставить. Скрипку Ба точно ломать не станет, – предложила я, – а там, пока она будет на инструмент натыкаться, мы у нее извинения попросим. Авось она оттает.

Маня вздохнула, поправила съехавшую на лоб шапку, нащупала помпон.

– Если до помпона дотянется – оторвет.

– Не станет она портить шапку, которую сама же связала, – успокоила я подругу.

– Еще как станет! Ладно, сама порвет, сама и зашьет, – вздохнула Манька. – Пошли.

И мы пошли сдаваться. Маня выставила вперед скрипку, а я прикрыла подступы к нашим телам папкой с нотными тетрадями.

Ба натирала специальной полиролью большой комод, стоящий в холле. Пахло мастикой и немного – лимоном.

– Явились? – поздоровалась она.

– Ба, а я грациозная? – звонко спросила Маня, фехтуя скрипкой перед бабушкиным носом.

– Как армейский сапог, – хмыкнула Ба.

– А мы на танцы записались, – пискнула я. И прикрылась папкой.

Это был воистину счастливый день. Потому что Ба не только не стала нас ругать, а наоборот, похвалила и усадила есть наваристый борщ. Мы, обрадованные таким поворотом дел, съели безропотно все овощи и даже протерли хлебной корочкой тарелки до блеска. Определенно, наши будущие мужья обещали быть расписными красавцами![18]

Ба сидела напротив, читала очередной номер журнала «Здоровье» и периодически вставляла какое-нибудь веское слово в наш бесконечный птичий щебет. На десерт нам выдали по куску бисквита, щедро намазанного желтым слоем взбитой сепарированной сметаны. Мы умяли бисквит, заели его яблоком и какое-то время сидели выпучившись. Переваривали еду.

А потом Маня вспомнила про шапку.

– Ба, ты можешь и Нарке такую шапку связать?

– Какую? – встрепенулась Ба.

– Такую, как у меня, красную с помпоном. Мы сегодня шли по улице, и все оборачивались на меня, а одна тетечка велела тебе передать, что это прелесть, прелесть, – подражая тону тетечки, рассказала Маня.

– А вы случайно не запомнили, как эту тетечку зовут? Ну, хотя бы приблизительно? – У Ба загорелись глаза.

– Неа. А что?

– Неважно. Если еще кто-то спросит тебя о шапке, говори, что ее связала тетя Фая.

– А почему? – удивилась Маня.

– А потому. Чтобы потом не приходили и не просили им тоже связать такие шапки, ясно? Видишь, ты уже для Нарки просишь. А потом еще другие придут. И что мне делать? Всему городу шапки вязать?

– А Нарке свяжешь?

– Пусть Нарка у своей мамы спросит. Если Надя согласится, то и Нарке свяжу.

Мы с Манькой вылезли из-за стола.

– Спасибо, Ба, – чмокнула я в щечку Манину бабушку. – А можно Манька меня до дому проводит?

– Можно, только быстро, а то уроки еще делать.

– Я мигом, одна нога здесь, другая там, – заверила ее Манюня и схватилась за скрипку.

– Ты зачем скрипку берешь? – удивилась Ба.

– Чтобы вперед себя выставить.

У Ба глаза полезли на лоб.

– То есть как это?

– Ну, а если Теть-Надя ругаться будет? Вдруг Каринка уже успела что-то учинить, и у Теть-Нади плохое настроение? Она рассердится, захочет побить Нарку, а я ее скрипкой прикрою.

Манька всучила Ба футляр, деловито нахлобучила шапку, взбила помпон и отобрала скрипку обратно.

– Пошли, Нарка.

Ба наконец очнулась и выдрала у внучки несчастный инструмент.

– Я позвоню Наде и предупрежу, что вы записались на танцы. И ругать она вас не станет. Обещаю.

– Ура, – обрадовались мы, – спасибо тебе, Ба, ты мировая бабушка!

Это бесконечное счастье – гулять по городу с подругой. Кругом еще зима и холодно, но снега осталось совсем чуть, только на верхушках холмов да за полуразрушенным сараем старьевщика дяди Славика. За этим сараем остановилось время – там дольше всех лежит снег и в самую жару цветут фиалки. Скоро закончится зима, и настанет сумасшедший март. А следом придет апрель.