Две реки — два рассказа

Дом у Клавдия Федоровича добротный, порядок в нем образцовый. Не в один крестьянский дом на Мезени захожу я, и везде обращает внимание, как поменялась обстановка деревенского жилища. Только у стариков все сохраняется по-прежнему: большая изба с русской печью, стол в красном углу, скамьи вдоль стен, высокий шкаф с посудой, запечный голбец. В новом доме, как у нашего хозяина, уже не так. Дом снаружи обшит и выкрашен, внутри оклеен обоями. Русская печь оставлена, она хоть и громоздка, но во многих отношениях необходима: она жароустойчива, в ней теплым сохраняется обед, на ней можно посушить намокшую одежду, да и самому согреться. Две смежные жилые комнаты отапливаются голландкой. Здесь обстановка на городской лад. Заметно старание обставиться покрасивее. Вместо традиционного образа в углу висит репродукция с картины Брюллова «Полдень» — итальяночка под гроздью винограда. Вместо дедовского шкафа местной выделки стоит полированный сервант с посудой и безделушками на полках. Вместо скамеек — мягкий диван. Кровать с горами подушек, платяной шкаф с зеркалом. На столике — ламповый и транзисторный приемники. Аккуратной стопочкой сложены газеты и журналы. Все в идеальном порядке и в доме, и в подсобных помещениях.

Не прост он, Клавдий Федорович, умудрен жизненным опытом. У рыбинспектора жизнь не простая, особенно в таких местах, где на сотню километров люди знают друг друга. Тут ты сам вырос, тут множество родни. Поблажки давать инспектор никому не может, мягкий, слабовольный человек на такой работе долго не удержится, его мягкость обернется во зло для него же в первую очередь. Надо быть требовательным, но не быть жестоким, придирчивым, иначе среди своих односельчан ты окажешься отщепенцем. Надо поставить себя так, чтобы люди считали тебя представителем закона, и поступать только справедливо.

Рыбинспектор обычно в одиночку не ездит. У Клавдия Федоровича мотористом Осип Тимохов, низенький, плотный, лохматый, с добродушным лицом лешего. Он и есть лесной человек: летом — моторист, зимой — промысловик. Тимохов сам про себя ничего не рассказывает, рассказывают о нем другие, а он знай улыбается. Про тот случай и в газете писали: пришел Тимохов на свои угодья к избушке — дверь растворена. Собака перед дверью зарычала и залаяла. Тимохов сообразил и подпер дверь колом. Он, медведь-то, в окно полез, тут его Тимохов и положил. Много сказок про медведя на Севере рассказывают, но и такое бывает.

Вот и сидим мы у Клавдия Федоровича, беседуем о том о сем. Мои спутники, спецгруппа — Николай и Василий — ребята молодые. Летом их жизнь беспокойная, разъездная. На досуге рассказывают они о своих увлечениях: Николай мечтает, как, вернувшись в Архангельск, поедет на открытие охотничьего сезона на утиный лёт, а Василий — о моторах, катерах и яхтах.

За окном серо, мрачно, зарядил меленький дождичек, и теперь уж на все сутки. Недавно гремели грозы и стояли знойные дни, но уже середина августа, и по всем правилам начинается на Севере осень, начинается вот таким неспешным, вкрадчивым дождичком. Хорошо в такую унылую погодку в баньке попариться с березовым веничком, потом гонять чаи в дружеской компании за душевным разговором, а затем залезть в спальный мешок на сеновале и слушать шуршание дождя по тесовой крыше…

Но наступает пора отправляться нам дальше. Клавдий Федорович одевается со всей тщательностью, поверх теплой одежды натягивает дождевик с капюшоном, Тимохов — один дубленый полушубок нараспашку, остальные — все, что есть теплого: похолодало за день.

Плавен, спокоен и привычно однообразен был дотоле ход реки, непритязательно и ненавязчиво шла она мелководными плёсами, прост был ее рассказ. Порой не хватало ему какой-то изюминки, какой-то блёстки, занимательности. А ведь давняя жизнь прожита на этих берегах, хранит она свои были и легенды…

Огибаем Чучепальский мег. Высокие лесные берега, серые тучи, темная река — суровые и прекрасные виды. В мегу, невидимая с воды, стоит деревня со странным названием — Чучепала. Народная молва, как обычно, объясняет всякое непонятное название легендой. Будто бы жила здесь чуча, то есть чудь. Чудь была пуглива, пряталась по лесам, но и здесь нашли ее новгородцы. Чудь бежала от них, новгородцы загнали ее в реку и потопили — тут чудь и пала. Место, где утонула чудь, стало называться «кровавое плёсо». Правда, называется теперь плёс иначе — красным, красивым, что более соответствует действительности. И конечно, есть предание, что чудь скрыла свое богатство в земле, называют и место — Острый холм… Все это легенда, и слушаешь ее с улыбкой, но она оживляет, расцвечивает сказкой однообразие пути.

Но не только меняется рассказ реки.

Меняется вид речных ее берегов. Мы уже привыкли к виду деревень под пологими холмами. Теперь правый, коренной берег стал высоким и отвесным, иначе говоря, по-местному, поднялся щельей. И вот тут на реке, где выступили голые глинистые откосы, то есть пало на берег щелье, и стоит село Палощелье.