Две реки — два рассказа

Мы были настолько поражены всем увиденным, что глаз не могли оторвать. И не мудрено — на время поездки мы забыли о книгах и вдруг попали в свой привычный мир, и все окружающее отошло куда-то, не было ни чердака деревенского дома, ни неказистой обстановки: мы с упоением вдыхали запах книжной пыли и листали страницы, забыв про хозяина, которому давно пора было отправляться по делам, пока он сам деликатно не напомнил нам об этом.

Приятель мой, захватив с разрешения хозяина стопку книг, погрузился в их чтение. Мне же предстояло подумать о пропитании, и, взяв ружье, я отправился в луга. Старенькое ружьишко в поездке значительно поддерживало наш скудный рацион, и сейчас я возлагал на него надежды. Увы, на сей раз надежды не сбылись. Я вернулся вечером, раздосадованный неудачей, усталый и такой голодный, что холодная скользкая картошка показалась мне пищей богов.

Дома был один хозяин. Мы сумерничали, вели неспешную беседу. И вот тогда старик вынес заветную книгу, толстый канцелярский гроссбух, в который он вписывал свои сочинения. Он прочел нам свои стихи, некоторые из них были положены им на музыку, он пропел их. Пусть все это было довольно неуклюже и наивно, но в деревенском книжнике были несомненные творческие задатки (он и нотную грамоту знал и рифмовать умел), которые так и не смогли развиться. От стихов старик перешел к истории, и здесь он оказался удивительным знатоком-краеведом. Он рассказывал нам и про древний городок Емецк, и про Сийский монастырь, и больше всего про родное село, летопись которого он вел. Вот тогда-то он и прочел нам из своей книги рассказ о русском матросе Иване Спехине.

Книга, по которой читал нам старик, названная «Тетрадь для внесения заметок об настоящих и прошлых событиях», находится теперь в фондах Архангельского краеведческого музея, по ней, в выдержках, я излагаю запомнившийся мне рассказ, сохраняя стиль подлинника.

Иван Петрович Спехин родился в 1785 году. В четыре года у него умерла мать, в девять — отец. «Мальчик был не по годам смышленый и развитый, припало желание учиться читать и писать, ходил к дьячку и ко грамотным крестьянам, научился читать по-славянски, писать, и 4 правила арифметики. Из-за тяжелого положения дома Спехину Ванюше пришлось уйти на чужую сторону, работать и поучиться кое-чему».

В 1804 году Спехин Иван восемнадцати лет «поступил на корабль Власа Ермолина, который отправился в Лондон со пшеницей… Наступившая зима заставила капитана зимовать в Англии. Весной корабль стал готовиться в обратный путь».

«Перед отходом Спехин вместе со штурманом поехал на шлюпке на берег за покупками… Порядочно времени Спехин ждал на берегу штурмана, который явился «зело пьяным». Нетрезвый штурман отпустил Спехина в город, но когда тот вернулся на берег, то там уже не было ни штурмана, ни шлюпки. Матрос оказался в затруднительном положении…»

Из милости кто-то пустил ночевать. Утром в некоей конторе дали подписать бумагу и дали денег, а затем отвезли на судно. «Оказывается, находчивый лондонец без согласия его законтрактовал в матросы Ост-Индской компании на корабль… Спехина Ивана Петровича записали под именем Джона Петерсона. И так наш зачачьевский крестьянин по воле английских торговцев людьми из Спехина превратился в Джона Петерсона… и с этих пор началась для Спехина жизнь, полная опасностей, и только выносливость и умение находить выход из положения дали возможность Спехину через много лет вернуться домой».

Корабль входил в эскадру из шестидесяти четырех кораблей. «Так дошли до мыса Доброй Надежды, который тогда принадлежал Голландии. Но пришла английская эскадра, высадила три тысячи солдат, и голландская Добрая Надежда стала английской».

Джон Петерсон и «несколько подневольных других остались на берегу. Оставалось поступить в солдаты». Вскоре батальон был переведен на остров Барбадос, потом в Андину и Сан-Люис. Здесь Спехин прослужил шесть лет. «Из 1000 солдат батальона осталось только 200 человек. Остальные погибли».

«Батальон был пополнен и переведен в колонию Суринам. Здесь Петерсон был произведен в капралы, а после в унтер-офицеры. Он в это время уже умел читать и писать по-английски и усовершенствовал арифметику. Здесь он дослужил срок по контракту своей службы 14 лет (служба в колонии засчитывалась два года за три) и в 1815 году вышел в отставку. Командование предлагало Петерсону, бывшему примерным солдатом, остаться на службе дальше, но англичане забыли, что Петерсон прежде всего русский Спехин. Спехина потянуло на родину».