Макаров машинально посмотрел на прикрепленный к стене большой планшет на деревянной карте, на котором прочерчивались курсы противоборствующих отрядов и постоянно переставлялись булавки с цветными головками, размер которых соответствовал типу корабля. Здесь безостановочно «колдовали» два флаг-офицера, постоянно получавшие доклады и тут же вносившие изменения в картину сражения. Да, определенные искажения в ней имелись, но приблизительная диспозиция была относительно верной, так как радиограммы уже передавали без ошибок и путаницы, а сигнальщики с мощными биноклями с открытого кормового мостика прекрасно видели всю картину сражения и дополняли информацию. Правда, и потери среди них имелись, и уже выбыло два офицера ранеными — японская шимоза являлась смертельно опасной как для людей, так и неприкрытых броней конструкций. Но замена тут же отправлялась наверх, в кирасах и касках — запас подготовленных наблюдателей и сигнальщиков имелся теперь на каждом русском корабле, от броненосца до крейсера.
— Послушайте, Михаил Павлович, а ведь это «мешок», если «Ослябя» отойдет в сторону, то японцы в него сами залезут. А мы тут же развернемся и пойдем на помощь, причем Ухтомский со своей парой будет нас прикрывать сзади — мы сделаем последовательный поворот только нашими броненосцами. И тогда «чилийцев» не выпустим.
— Вы правы, ваше высокопревосходительство, думаю, Вирениус сделает ложный выкат «Осляби», даже прикажет спустить свой флаг для вящего обмана японцев — о таком обмане противника он не раз говорил…
— Фудзи'!
Громкий выкрик раздался в рубке, и Макаров тут же бросился к прорези — зрелище было впечатляющее. Как до этого полыхал «Сисой», так весело загорелась носовая башня концевого вражеского броненосца. Из орудийных амбразур выплеснулись длинные языки пламени и дыма, и теперь все ожидали взрыва, которого не случилось весной. Ясно, что запас пороховых зарядов под броневой крышей колпака, куда они заранее поднимались из погреба вместе со снарядами, воспламенился, и вот-вот последует взрыв, и черная пелена накроет вражеский броненосец — не может ему постоянно везти и быть «вечным счастливцем».
— «Ослябя» вышел из колонны, повернул к осту, на нем подняли сигнал — «адмирал передает командование»!
От звонкого выкрика сигнальщика Макаров поморщился и посмотрел — как он и предполагал, флагман Вирениуса стал выкатываться из строя и без всяких пожаров. Степан Осипович только усмехнулся в бороду — «ах, Андрей Андреевич, вечно вы не вовремя со своими хитростями», и начал громко отдавать команды:
— Нам обязательно нужно добить «Фудзи», сколько раз его упускали! Повернуть на три румба, идем на сближение с неприятелем! Броненосцы Того более ценны, чем «чилийские покупки»!
Глава 40
— Ваше превосходительство, очнитесь!
Андрей Андреевич слышал голос будто издалека, словно пробивавшийся через толстый слой ваты. И странное дело, он узнал его — надворный советник Солуха, старший судовой врач «Осляби», переведенный на броненосец с затонувшего «Рюрика». С Николаем Петровичем он часто разговаривал на медицинские темы, и что удивительно, обрел в нем своего рода ассистента, которого порой консультировал по многим вопросам. И тот свято соблюдал условие — не задавать вопросов об источнике знаний и умений у «его превосходительства», и никому не рассказывать ничего лишнего. На этом и сошлись, причем в комплот вступил и коллежский асессор Брауншвейг, всегда смотревший на него восторженными глазами. Да оно и понятно — Эрнесту Гуговичу всего 34 года, Солуха старше его на три года — молодые люди в принципе, ему в сыновья годятся.
Пришлось им, да и другим врачам, ведь разговоры на флоте шли, их было не унять, все знали кто оперировал моряков «Осляби», изложить несколько мистическую составляющую. Будто бы каждую ночь во сне он занимается с больными, ставит диагнозы, лечит, а порой даже делает операции, но только по части урологии. Но якобы дело происходит в иные времена, отдаленное будущее. Вот тут он замыкался и жестко пресекал любые расспросы. Про медицину, пожалуйста, все прочее — политика, техническое развитие, военное дело и история — на корню «мотыгой гасил». Но лекарям этого хватало — чудодейственная мазь Вирениуса-Бунге для лечения ран была всем известна, настырный флаг-врач наместника категорически отказался присваивать себе одному славу — а немцы они упертые.
— Андрей Андреевич, да очнитесь, пожалуйста, умоляю!