Две руки потентата (СИ)

— Ты не переживай, Андрей Андреевич, какая на хрен неудача, ты ведь победу одержал, причем такую, какой в твоей истории и близко не было. Самого Того одолел и в побитом виде в Сасебо отправил без единой потери с нашей стороны. Не Синоп, конечно, но подыскать подобную победу в нашей истории невозможно — броненосец, пара крейсеров и десяток миноносцев на дно прямиком пошли. Это репортеры ничего не понимают, пишут, что бездарные адмиралы японцев упустили, но мы-то с тобой люди виды повидавшие, и хорошо знаем, что к чему и как.

Алексеев тяжело вздохнул, тут же «хлопнул» бокальчик «мартеля» одним гвардейским «тычком», не поморщившись. Посмотрел на Вирениуса, усмехнулся, и закурив папиросу, заговорил.

— Знаешь, я ведь тебе не совсем верил, когда ты рассказывал, как Россия войну Японии прос…ла. Будто сама себя в единственную лузу от противоположной стороны вогнала, после удара кривым кием и от трех бортов сразу откатившись. Невозможно сие представить было. А сейчас сам понимаю, что какой-то рок над нами висит. За чтобы не брались, и сразу ощущение возникает, что кто-то со стороны тут же палки в колеса сует и в механизм песок сыплет щедро. И это несмотря на то, что я как наместник при власти полной в здешних краях, генералов и адмиралов самых толковых и знающих отобрал, войска у нас лучшие, отборные, никаких запасных, кроме сибиряков, но те отважно дерутся, не хуже кадровых. А все равно — хоть тресни, но такие казусы не токмо на море, на суше гораздо чаще встречаются. Неудачи терпим там, где побеждать должны непременно.

На этих словах Алексеева наступила тишина, и Андрей Андреевич искренне пригорюнился — сам выпил бокальчик коньяка, что грел в ладони. И произнес, ткнув пальцем в потолок, голос немного подсел и дрогнул:

— Такое ощущение возникло, что там нами как пешками играют. Будто несчастье притягиваем сами, вот и прет невезение там, где мы обязательно должны были выиграть. В мое время много разговоров была о фатальности и предопределении исхода этой войны, даже высказывались мысли, что Россия только и делала, что выбирала постоянно самые неблагоприятные для нее варианты, и сама загоняла себя в проигрыш. Над этим я впервые задумался после телеграмм Рожественского ко мне — надо было спешить с броненосцами на Дальний Восток, а он требовал вести миноносцы, считая их главными силами. И вел себя как безумец, не понимающий азбучных истин. А потом пригляделся и понял, что кто-то расставил таких людей на все ключевые посты в империи. То, что они преданы престолу, это ясно — предательство слишком легкое объяснение хода событий, и к истине не имеющее отношения. Ощущение, что есть невидимые кукловоды, что дергают за ниточки…

— Однако Куропаткин и Рожественский привели нас к катастрофе, — резанул наместник, и глаза его недобро сверкнули. Голос налился свинцом:

— А с ними Витте, вот это самый махровый перевертыш, купленный на корню франками и фунтами, и с ним масса других сановников, чьи действия я однозначно трактую как зловредный умысел на империю. Вернее, на ее поражение в этой войне, и первый, кто им всячески помогает по своему недомыслию, наш государь-император!

Вирениус поперхнулся табачным дымом, буквально выпучив глаза от несказанного удивления — никогда с ним Алексеев не беседовал столь откровенно. Евгений Иванович только усмехнулся, вот только прищур оставался очень недобрым, когда он заговорил дальше:

— Я почитаю Николая Александровича как родного племянника, хотя он мне такого никогда не скажет. Но симпатию ко мне проявлял постоянно, и решение далось трудно. Видишь ли, Андрей Андреевич, но он не может быть правителем ни по своим личным качествам, ни по уму, ни по воле, которой не обладает, а заменяет ее упрямством — а это ни одно и тоже. Кстати, государь очень благосклонен к тебе, недаром лентой Белого Орла наградил, как в свое время адмирала Нахимова. Но это ничего не меняет — благо империи не есть благо императора, тут надо выбирать либо принцип, или имя. А если правитель неудачник и притягивает несчастья, назначает на посты бестолочей, которых ему подсовывают одного за другим, то он не может управлять огромной страной — плох капитан, что не видит на пути рифов, и не приказывает убрать паруса, когда шторм приближается. В таком случае, чтобы всем не погибнуть, офицеры должны убрать его со шканцев.

После этих слов все встало на свои места — это было откровенное предложение, из разряда тех, от которых нельзя отказаться. Потому что они делаются на грани жизни и смерти, и выбор жить или умирать, тут всегда четко определен. Да и не собирался Андрей Андреевич отказываться — он и сам желал изменить ход истории, к чему прикладывал все усилия. А потому Вирениус не стал отводить взгляда от внимательных глаз Евгения Ивановича. А сам так же хищно улыбнулся и чуть кивнул — слова тут были не нужны, к чему они, когда все и так понятно.