Две серьезные дамы

– Ужасно было, – согласилась испанка. – Я всегда так бесилась, что однажды совсем с ума сошла и говорю ему: «Ладно, куплю вот эту трубку для моего дядюшки». Мне дядюшка не нравится, но пришлось ему ее подарить.

Мистер Копперфилд взревел от хохота.

– Смешно, а? – сказала девушка. – Говорю вам, если он вообще когда-нибудь вернется, больше не куплю ни одной трубки своему дядюшке, когда приведет меня в лавку. А она не уродина.

– Кто? – спросил мистер Копперфилд.

– Ваша жена.

– Я сегодня вечером ужасно выгляжу, – пожаловалась миссис Копперфилд.

– Это все равно не имеет значения, потому что вы замужем. Вам не о чем тревожиться.

– Она разозлится на вас за такие слова, – промолвил мистер Копперфилд.

– Почему разозлится? Это же самое прекрасное на всем свете, если не о чем тревожиться.

– Не из этого творится красота, – вмешалась миссис Копперфилд. – Как отсутствие треволнений связано с красотой?

– Крепко оно связано со всем красивым на свете. Просыпаешься поутру – и, как только открываешь глаза и не знаешь, кто ты или какой была у тебя жизнь, – это же прекрасно. А потом, когда уже знаешь, кто ты и что это за день у тебя в жизни, а сам по-прежнему считаешь, будто плывешь по воздуху, как счастливая птица, – это прекрасно. То есть если у тебя нет никаких тревог. Вы же не хотите сказать, что вам нравится беспокоиться.

Мистер Копперфилд жеманно улыбался. После ужина он вдруг понял, что очень устал, и предложил им пойти домой, но миссис Копперфилд была чересчур взвинчена, а потому спросила у испанской девушки, не согласится ли та провести еще немного времени в ее обществе. Девушка ответила, что проведет, если миссис Копперфилд не против вернуться с нею в ту гостиницу, где она живет.

Они попрощались с мистером Копперфилдом и пустились в путь.

Стены «Отеля де Лас Пальмас» были деревянными и крашенными в ярко-зеленый цвет. В коридорах стояло и свисало с потолков великое множество птичьих клеток. Некоторые – пустые. Комната девушки располагалась на втором этаже, и стены в ней были выкрашены так же ярко, как и в коридорах.

– Эти птицы поют день напролет, – сказала девушка, показывая, чтобы миссис Копперфилд подсела к ней на кровать. – Иногда я говорю себе: «Дурочки, о чем же вы поете у себя в клетках?» А потом думаю: «Пасифика, ты такая же дура, как эти птички. Ты же и сама в клетке, потому что у тебя нет денег. Вчера вечером ты три часа хохотала с немцем, потому что он дал тебе выпить. И считала его глупцом». Я смеюсь у себя в клетке, а они в своих поют.

– Ох, что ж, – промолвила миссис Копперфилд, – на самом деле нет никакого взаимопонимания между нами и птицами.

– Считаете, это неправда? – с чувством спросила Пасифика. – А я вам говорю, что правда.

Она стащила через голову платье и встала перед миссис Копперфилд в одной комбинации.

– Скажите мне, – вымолвила она, – что вы думаете о тех красивых шелковых кимоно, которыми индусы торгуют у себя в лавках? Будь у меня такой богатый муж, я б велела ему купить мне такое. Вы не понимаете, до чего вам везет. С ним я бы ходила в лавки каждый день, и пусть бы он покупал мне прелестные вещички, а не стояла бы и плакала, как маленькая. Мужчинам не нравится видеть, когда женщины плачут. Думаете, они любят, когда женщины плачут?

Миссис Копперфилд пожала плечами.

– Я не могу думать, – ответила она.

– Вы правы. Им нравится смотреть, как женщины смеются. Женщинам приходится смеяться ночь напролет. Понаблюдайте как-нибудь за какой-нибудь хорошенькой девушкой. Когда она смеется, ей на десять лет больше. Это потому, что она так много это делает. Когда смеешься, стареешь на десять лет.

– Правда, – подтвердила миссис Копперфилд.

– Не огорчайтесь, – проговорила Пасифика. – Мне женщины очень нравятся. Иногда женщины мне нравятся даже больше мужчин. Мне моя бабушка нравится, и мама, и сестры мои. Нам всегда с ними вместе было хорошо – с женщинами в моем доме. Я всегда была лучшей. Самой смышленой и работала больше всех. Как бы я хотела опять оказаться у себя дома, довольной. Но мне все еще слишком много чего хочется, между прочим. Я ленивая, но у меня еще и нрав ужасный. Мне очень нравятся эти мужчины, с кем я знакомлюсь. Иногда они мне рассказывают, что станут делать в своей будущей жизни, когда спишутся с судна. Я им всегда желаю, чтобы это произошло поскорее. Чертовы эти суда. Когда они мне рассказывают, что хотят лишь мотаться по всему свету на судне всю свою жизнь, я им говорю: «Ты не знаешь, чего лишаешься. У меня с тобой все, мальчонка». Не нравятся они мне, когда такие. А теперь я влюбилась в этого славного человека, который здесь дела делает. Почти все время он может мне за жилье платить. Не всегда каждую неделю. Он очень счастлив, что я у него. Почти все мужчины очень счастливы, если я у них есть. Я из-за этого нос слишком уж не задираю. Это же мне Бог дал. – Пасифика перекрестилась.