Две силы

Берман закурил папиросу. И, как это он делал в особо запутанных случаях, попытался представить себе графически, но в трёх измерениях, соотношение основных, самых основных, бесспорных, самых бесспорных фактов. Бесспорными и основными фактами были приезд Светлова на станцию Лысково, его исчезновение, исчезновение товарища Жучкина, истребление взвода, приезд Кривоносова, инцидент с бродягой и исчезновение портфеля. Оставались неясными, что именно заставило Светлова высадиться именно в Лыскове, и что побудило Кривоносова приехать туда. Этот майор Иванов во многом прав: во-первых, только изолятор давал ответ на вопрос о Лыскове, и, во-вторых, Кривоносову в Лысково ездить было незачем, для погони за Светловым и его вероятными сообщниками нужна была авиация, а вовсе не личный приезд. Слегка осложняющим моментом было то обстоятельство, что Кривоносов взял с собою Иванова. Правда, в данном учреждении ответственный работник имел своего переменного двойника для соглядатайства и контроля, но от Иванова Кривоносов всё-таки мог бы и отделаться. Однако, может быть, Иванов ему был нужен, как ширма, которую он проектировал как-то обойти: делая всё на виду у Иванова, кое-что сделать и не на виду. Вероятно, прав Иванов и по части Вероники Светловой. Если это так, не исключена возможность, что Кривоносов вовсе не собирался ловить Светлова, а только хотел установить с ним контакт. И в качестве некоей гарантии передать Светлову компрометирующие его, Бермана, документы.

Всё это находилось в пределах логической возможности. Но в эти пределы бродяга укладывался плохо. Он мог бы быть посланцем Светлова, но тогда он в Кривоносова стрелять не стал бы. По многолетнему своему опыту Берман знал, как часто в самые безукоризненно разработанные планы вторгается какая-то нелепая случайность, путает эти планы, но ещё больше путает человека, пытающегося распутать узел этих планов. С точки зрения этого человека, случайность входит в план, и тогда план оказывается необъяснимым логически. Бродяга мог быть случайностью. Выстрел тоже мог ею быть. Могли быть сообщники, прикрывавшие отступление бродяги и, так сказать, превысившие свои полномочия. Да и бродяга, запасшись от Кривоносова и прочих всякой добычей, мог предпочесть не иметь больше никаких дел ни с Кривоносовым, ни со Светловым. И, наконец, как самое маловероятное, но всё-таки не исключаемое, могла быть случайность в её химически чистом виде – несчастный случай при обращении с оружием.

На столе раздался тоненький звонок. Берман нажал кнопку. Главный врач отдела, кругленький, жовиальный человек с маслянистыми и наглыми глазками неслышно вкатился в кабинет. Глазки выразили восторг при виде товарища Бермана, но на товарища Бермана этот восторг не произвел никакого впечатления. Юркий нос врача уловил почти неуловимый запах чего-то, вроде морфия, и диагностирующий взгляд на глаза и щеки товарища Бермана подтвердил обонятельное впечатление…

– Я к вашим услугам, товарищ Берман, но только, как врач, должен вас пожурить: нехороший у вас вид, товарищ Берман, совсем нехороший, перерабатываетесь. Я всегда говорю: отдых, отдых и отдых…

Холодный насекомый взгляд товарища Бермана прекратил дальнейшее словоизлияние. Доктор сел в кресло, из кармана его белого халата высовывался стетоскоп, от всего несло духами, очень хорошими, сигарами, тоже очень хорошими и чем-то вроде коньяку, но не сильно.

– Как Кривоносов? – лаконически спросил Берман.

– Собственно говоря, агонизирует. Чациес гиппократикус. Думаю, до завтра мы его продержим.

– Сейчас без сознания?

– Почти. Временами приходит в себя.

– Так. Мне нужно его допросить. Дайте ему инъекцию первитина, кубиков, этак, пять…

Жовиальное выражение исчезло с лица товарища доктора. В маслянистых глазах отразились сдержанность и испуг…

– Это почти отравление, смею доложить, товарищ Берман.

– Я это и без вас знаю. Действия пяти кубиков хватит на час?

– Я думаю, часа больной не проживет… Конечно, в случае инъекции.

– Мне достаточно полчаса.

Доктор беспокойно заёрзал на своем кресле…

– Могу я, товарищ Берман, просить о письменном приказе?

– Это от меня? – Насекомые глаза выползли из своих впадин, доктор почувствовал себя, как кролик перед боа-констриктором…

Вы понимаете, товарищ Берман, я только в порядке службы;

товарищ Кривоносов – ответственный работник, в конце концов, абсолютно безнадежных положений всё-таки не бывает; ну, редко бывают при молодом сравнительно организме. – Посмотрев в глаза товарища Бермана, доктор запнулся окончательно.

Берман поднялся.

– Ну, проводите меня к Кривоносову и несите ваш первитин…