Две силы

Кузнецов нащупал на груди своей свисток, и снова тонкий пронзительный свист прорезал таёжную тишину. Ответный свист раздался откуда-то совсем близко. Через полминуты Кузнецов свистнул ещё раз, ответный свист раздался ещё ближе, и минуты через две, раздвигая кустарники, с винтовками на изготовку появился пограничный патруль – семь человек.

Присутствие людей как-то развеяло чувство жути.

– Ой, – сказал взводный, – чи это вы, чи это не вы, товарищ Кузнецов?

– Я, – ответил товарищ Кузнецов.

– Так як же вас так скрючило?

– За бродягой гнался.

– Это за тем, що на мосту був?

– За тем.

– И у засаду попалы?

– Никакой засады не было. И там бродяга был один, и здесь один. Я его в ту яму загнал, – Кузнецов протянул руку по направлению к яме, и колено снова ответило раскалённым железом.

– Водка у вас есть? – спросил Кузнецов. Пограничники смущенно переглянулись…

– Водка есть вещь запрещённая, – наставительно сказал взводный и слегка запнулся.

– Это я и без тебя знаю, только, вот, если я потеряю сознание, то вы потеряете бродягу. А его нужно поймать!

Взводный слегка потоптался.

– А, мабуть, у тебе, Федосий, водка е, ты там щось куповал?

Федосий посмотрел в глаза взводному, потом в глаза Кузнецову.

– Да, может что и осталось.

Кое-что осталось – полная фляжка, Кузнецов с жадностью выпил почти половину.

– Хотел бродягу взять живым. Загнал вот в ту яму. А он из автомата поверх ямы, без прицела, вот, в плечо и в колено. Забрал мою винтовку и ушёл, вот туда. – Кузнецов показал глазами направление, по которому исчез Стёпка.

– Та на мосту ж був один?

– И на мосту был один. Никакой засады не было. Этому парню палец в рот не клади, как обезьяна.

– Хм, – сказал взводный.

– Пусть двое залягут у перевала, бродяга, должно быть, туда пойдёт, а четверо – загонщиками. Дай ещё водки.

Кузнецов припомнил, что в старое время, до хлороформа, людей перед операцией напаивали водкой, вот если бы теперь напиться! Федосий протянул ему фляжку. Но раньше Кузнецов хотел дать подробные указания.

– У бродяги автомат и пистолет, мою винтовку он, должно быть, по дороге бросил.

– А чего ему тут надо было? – спросил взводный.

– Чёрт его знает! Только он один стоит вас семерых, вместе взятых. Убивать его нельзя, мертвому ему грош цена. Нужно ногу прострелить или что там… Далеко тут до ближайшего села?

– Вёрст с десять, – сказал один из пограничников, огромного роста детина, – а до дороги пустяки, версты две.

По лицам пограничников Кузнецов увидел, что особенной охоты сталкиваться с бродягой у них нет.

– Его можно только из засады взять. Пусть четверо заходят кругом, а двое залягут. Драться бродяга не станет, это ему ни к чему. Он отступит к перевалу, а двое из засады пусть ему ногу прострелят или что там… Только не насмерть. И будьте осторожны, этот сукин сын как блоха прыгает, глазом не уследишь… Вот и там, на мосту, и тут, из ямы…

– Хм, – сказал взводный, – треба побачити.

Он подошёл к краю ямы и увидел в ней десятка два-три стреляных гильз и от автомата, и от пистолета, поломанный валежник, следы сапога на глинистом обрыве ямы.

– А ты, – продолжал Кузнецов по адресу огромного роста детины, – как твоя фамилия?

– Коньков, товарищ командир.

– А ты, Коньков, как-нибудь дотащи меня или до дороги, или до села.

– Слушаюсь, товарищ командир, – сказал Коньков, – я вас на спине дотащу.

– Две версты не дотащишь, – оказал Кузнецов. – Сделай лучше волокушку.

– Можно и волокушку, – согласился Федосий.

– А вы, – обратился Кузнецов к взводному, – ступайте сейчас же, а то не догоните.

Патруль без особенного энтузиазма пошёл по Стёпкиным следам. Федосий, нескрываемо довольный тем, что ему не пришлось иметь дело с бродягой, который прыгает, как блоха, который перебил конвой на мосту и который вот теперь так изуродовал Кузнецова, принялся за воло кушку. Срубил две ёлочки, переплёл их ветвями, обрубил лишние ветки, а за это время Кузнецов допил фляжку до дна. Опьянение как-то затушевало и боль, и ужас, но всё-таки когда Федосий перекладывал Кузнецова на волокушку, тот стал глухо стонать сквозь стиснутые зубы. Федосий впрягся в волокушу и поволок её. Нижние задние концы ёлок были гибки, как рессоры, но всё-таки путь в две версты был бесконечным и мучительным. Наконец, добрались до просёлка, и на просёлке им повезло, какой-то мужичёнко ехал на почти пустой телеге от Троицкого.

– Стой! – заорал Федосий.

– Тппру! – перепуганным голосом остановил мужичёнко лошадь.

– Заворачивай назад в Троицкое, – приказал Федосий.

– Да мне… – начал было мужичёнко.

– Плевать, что там тебе. Видишь, командир раненый…

– Да там, может версты с две, тоже телега стоит, убитый валяется. Прямо в лоб, можно сказать…

– Плевать, пусть валяется, заворачивай, я тебе говорю!