Две силы

*) соответственное реальности

ЛОГИКА ЖИЗНИ

Шагах в сорока от пещеры струился из расщелины крохотный ручеёк, запруженный небольшой плотиной. Получалось что-то вроде ванны. Над ванной стоял лёгкий дымок. Отшельник заботливо показал, куда класть и вешать одежду и с одобрением посмотрел на жилистую конструкцию Валерия Михайловича.

– Вы хорошо тренированы, но только не пытайтесь угнаться за Еремеем и потомками его…

Валерий Михайлович постепенно влез в почти обжигающую воду и вытянулся в ней во весь свой рост. Тело покрылось пузырьками газа, и отец Пётр, пожелав “лёгкого пара”, ушёл.

– Я пока трапезу приготовлю.

“Трапеза” обещала быть Лукулловской. Если бы Валерию Михайловичу часа за три тому назад сказали, что в необитаемой щели Алтая он найдёт “отшельника-дилетанта” и его келью, оборудованную так, как оборудован самый современный американский коттедж, Валерий Михайлович, конечно, не поверил бы. Но и отшельник и его келья были налицо. И от американского коттеджа келья отличалась, может быть, только тем, что кроме беспроволочного телевидения, отшельник занимался ещё и “психическим”.

Всё это было раздражающе нелогично. Почти месяц тому назад совершенно случайная встреча с Потапычем куда-то повернула все пути Валерия Михайловича. Да и в этой совершенно случайной встрече был ещё дополнительно случайный элемент – винтовка Потапыча, приставленная к стволу дерева. Если бы винтовка была в руках Потапыча, то по всем разумным данным дело кончилось бы стрельбой “с роковым исходом”, как говорится в таких случаях в уголовной хронике газет.

Но встреча всё-таки случилась, случилось и так, что Потапыч не имел времени схватиться за винтовку. И, вот, теперь Еремей, встреча со Стёпкой, беседа с Берманом и, наконец (наконец-ли?) этот отшельник – то-ли жулик, то-ли святой. Возможность того, что отец Пётр состоял просто на службе в НКВД, была всё-таки не совсем исключена. В таком случае Валерий Михайлович рисковал после Лукулловской трапезы очутиться более или менее непосредственно в объятиях то-ли Медведева, то-ли Бермана.

Валерий Михайлович обсуждал и эту возможность. Технически она казалась ему совершенно невероятной, до перевала даже при медвежьих ногах Еремея не меньше шести часов. Туда и назад – двенадцать. По дороге на перевал где-то идут Еремей с сыном. На самом перевале, кроме, может быть, какого-нибудь патруля, случайно перешедшего через советскую границу, не может быть никого. Сам отшельник знает о нём, Валерии Михайловиче, больше, чем можно было-бы предположить при любом усилении воображения. Нет, агентурой НКВД здесь не пахнет…

Валерий Михайлович слегка успокоился и не без некоторого удовольствия осмотрел своё тело. К нему он относился с суровой вежливостью, не баловал, но и не забывал. Приятно было ощущение сильной и отдыхающей в горячей воде мускулатуры. Менее приятны были размышления о логике жизни вообще.

Когда-то, очень давно, жизнь казалась ему вполне логичным процессом, из которого нужно было только удалить всё то иррациональное, которое даже и он, Валерий Михайлович, называл по тем временам суеверием. Или пережитками суеверий. Всё было очень логично и замечательно просто: каждый шаг по пути науки и прогресса “освобождал человечество” от таких-то и таких-то суеверий, пережитков, гнёта, неравенства, несчастья. Он, Валерий Михайлович, сделал много шагов. И “освобождая человечество”, сидит сейчас в Алтайской щели, как загнанный и раненый волк, жена сидит в Нарынском изоляторе, миллионов десять-пятнадцать “освобождённых” людей сидят в таких-же местах, и “прогресс”, освобождённый им, Валерием Михайловичем, от пут всяческих суеверий и всяческой невежественности, угрожает подвергнуть мир судьбе экспериментальной молекулы – разложить его на атомы.

Всё-таки приятно было вытянуться в горячей воде. Пузырьки газа покрыли всё тело мелким жемчугом, лёгкий пар дымился над водой. Валерий Михайлович почти с наслаждением чувствовал то, что по-немецки называется Entspannung*), по-русски, кажется, даже и слова такого нет: тело отдыхало после непрерывного перенапряжения последних недель. Вот если бы люди выдумали такую ванну для мозга!

*) Растормаживание, ослабление напряжения.