Две столицы

Турецкий флот, потерпевший страшное поражение несмотря на двойное численное превосходство, распался. Многие повреждённые корабли потонули во время ночного шторма. Оставшаяся турецкая эскадра во главе с капудан-пашой Гуссейном с трудом добралась до берегов Анатолии и Румелии. Гуссейн-паша, боясь гнева султана, не давал о себе знать.

Алжирская эскадра, поредевшая, потерявшая большую часть личного состава, с разбитыми мачтами и порванными парусами, поздней ночью подошла к Константинополю. Али-Саид молча лежал на диване в адмиральской каюте «Капудание». Он был ранен, но более всего страдал, вспоминая все подробности своего поражения. Корабль получил большую пробоину, у него были поломаны мачты, сорваны паруса. Команда непрерывно выкачивала воду, наполнявшую трюм. Было чудом, что он дошёл до Босфора. Теперь усилия оставшихся в живых офицеров и матросов сводились к тому, чтобы его пришвартовать на рейд у летней резиденции султана — «Бешик-Таш». В это время из-за резкого поворота в подводную пробоину мощным потоком хлынула вода, корабль начал тонуть.

— Паша! — крикнул старший офицер, вбегая в каюту. — Корабль тонет!

Али-Саид с трудом приподнял с подушки перевязанную голову.

— Стреляйте из всех пушек, пусть народ знает о наших бедствиях.

Грохот выстрелов сотряс стены дворца. Одно за другим освещались окна сераля. В них мелькали испуганные женские лица. Разбуженный выстрелами султан долго не мог понять, в чём дело. Наконец прибежавший кизляр-ага, самая важная фигура во дворце и весьма влиятельное лицо в государстве, хотя это был толстый евнух с обрюзгшим жёлтым лицом и бабьим голосом, в осторожных и уклончивых выражениях доложил ему о происшедшем несчастье. Селим Третий задумался.

— Я хочу видеть всё сам.

Кизляр-ага развёл толстенькими ручками и поклонился.

Окружённый членами дивана, сопровождаемый начальником личной гвардии и телохранителями, освещавшими факелами дорогу, султан спускался по мраморным ступеням к морю.

Была лунная ночь. Бледный свет заливал дворцы, сады, горы, обрамлённые кипарисами, лаврами и чинарами развалины замков, построенных ещё генуэзцами и византийцами. Нестерпимо остро пахли цветы. Перед дворцом «Чираган», где ещё Дарий построил мост во время скифского похода, возвышались огромные платаны. Мохнатый ангорский кот, сверкая в темноте светящимися глазами, перебежал падишаху дорогу и, брезгливо отряхивая лапы, полез на дерево, чтобы забраться на крышу гарема. Всё дышало покоем.

Алжирские корабли, уродливые от разбитых мачт и зияющих пробоин, стояли на рейде, беспомощно опустив рваные паруса.

Только около «Капудание» сновали лодки, с судна доносились крики, по палубе метались огни фонарей. Султан сел в каик[94] с золочёной кормой и высоким балдахином над палубой и поехал к алжирскому флагману.

Не обращая внимания на падавших ниц или склонявшихся в глубоком поклоне офицеров и солдат, он остановился на палубе, изумлённо оглядываясь вокруг. Всё было изуродовано, разбито. Тела раненых и мертвецов, ещё не убранные, валялись повсюду. Но и лица живых людей, бледные и осунувшиеся, освещённые мёртвым светом луны, казались искажёнными от ужаса.

На пороге каюты, опираясь на плечи своих офицеров, его встретил Али-Саид-паша.

— Где капудан-паша и его флот? — хрипло спросил султан.

Али-Саид склонил голову:

— Повелитель, в ночь после сражения был великий туман. Утром мы уже не видели кораблей капудан-паши.

— А Ушак-паша?

— Он следовал за нами.

Селим Третий потерял терпение, топнул ногой:

— Несчастный, я спрашиваю тебя, где он сейчас?

Али воздел руки к небу:

— Будь милостив, светоч мира, мы сделали всё, что могли. Видит аллах, мы не жалели своей жизни… Утром мы встретили фелюгу. Капитан издали видел русский флот у мыса Эмине — он выходил, направляясь сюда…

Султан обернулся и схватил визиря за рукав:

— Сейчас же, слышишь, сию минуту послать гонцов к русскому главнокомандующему — мы согласны заключить мир. Но только пускай он остановит Ушак-пашу…

Неделю спустя Екатерина писала Потёмкину: «Контр-адмирал Ушаков весьма кстати Селима напугал».

А толстяк Храповицкий занёс в тот же день в свой дневник: «Турки поспешили заключить перемирие и довольны тем, что теперь князь Потёмкин Ушакова остановить должен, но доказано, что возможность есть идти прямо в Константинополь».

Ушаков и шёл в Константинополь. По дороге он решил зайти в Варну, потому что некоторые пленные показали, что там укрылась часть турецкого флота.

Восьмого августа он подходил к Варне, но с салинга заметили две турецкие кирлангичи, смело идущие к флагманскому кораблю.

Находившийся на одной из них турецкий паша передал Ушакову письмо князя Репнина, где он извещал о подписании перемирия и предлагал флоту возвратиться в Севастополь.

Ушаков всё-таки прошёл вдоль румелийского берега до Дуная. Двадцатого августа Черноморский флот вернулся в Севастополь. Радостно звучал пушечный салют, весело колыхались флаги под ярким солнцем. Толпы народа, офицеры и солдаты приветствовали победоносные корабли. Каждый чувствовал, что с этого дня Россия стала хозяином на Чёрном море.

Часть третья