Две стороны одной медали

Это был 10-й класс, и вставать уже надо было с кем-то сильным. Начали искать. В Перми не было. В Казани, в Кирове – нет. Перерыли все Поволжье – нет. Если кто-то был, то не отпускали из семьи – с девочками это сложнее, чем с мальчиками: переезд в другой город, где она будет жить не совсем понятно как и с кем, – не каждый родитель такое разрешит.

Что делать? Я начал подумывать – не устроиться ли мне в ледовое шоу в Европе или Америке. Мне казалось, что меня уж точно возьмут – высокий, парник, катаюсь хорошо, начал подтягивать прыжки. Слава богу, их и одному можно тренировать, а у меня тут был полный провал, так что я наверстывал упущенное. Признаюсь, что первый двойной аксель я прыгнул в 15 лет. Это очень поздно. Особенно сейчас, когда та же Женя Медведева в 16 лет выиграла чемпионат мира со сложнейшим набором тройных прыжков.

Но с другой стороны, просто поймите – нет ничего невозможного при стремлении и желании – я прыгнул двойной аксель впервые в 15, и я олимпийский чемпион. Всего можно добиться. И то, что детей отчисляют за неумение что-то (для кого-то элементарное) сделать – неправильно. Я знаю это на собственном примере: научившись лишь в 15 лет прыгать двойной аксель, тулуп, сальхов – то, что в парном катании необходимо, – причем научившись в одиночку, без партнерши, я вышел на достойный уровень катания.

Итак, за год я подтянул прыжки. Оставшись один, я прыгал. Прыгал и прыгал. Меня озлобила история с партнершами, их смена, предательство, но при этом спортивная злость не давала мне шанса расслабиться и махнуть рукой. У меня была цель – научиться прыгать как следует. И при этом уже была хорошая пермская школа катания, помноженная на мое увлечение стилем катания Сихарулидзе. Оставалось только решить, что делать дальше. Понятно было, что скоро я окончу школу, и никакой университет мне не грозит, не так уж я хорошо учился. Вернее, вообще не учился. Становилось понятно, что с большим спортом можно было заканчивать и уходить в ледовое шоу – это был единственный шанс вырваться из Перми.

И снова все изменил Валерий Николаевич Тюков. Помню, я играл в стритбол во дворе. Надо сказать, неплохо играл на городском уровне, мне очень нравилось. Приходит отец, что было необычно, – спустился ко мне специально средь бела дня во двор, – я сразу подумал: что-то случилось. Оказалось, что Тюков снова зовет к себе.

– Что делать собираешься?

– Наверно, уеду пробоваться в ледовое шоу. Вариантов нет.

– Для тебя есть партнерша – дочь тренера Людмилы Смирновой и олимпийского чемпиона Алексея Уланова. Он был партнером Ирины Родниной. Девочка хорошая, опять же олимпийская династия, ростом примерно как Ксюша Васильева. Но надо ехать в Питер. Так что думай: шоу или еще в спорте покатаешься?

Конечно, хотелось еще попытаться что-то сделать в спорте, но денег на то, чтобы я жил в Питере, не было, плюс брат поступал в институт. Собрали семейный совет, позвонили тренеру Людмиле Смирновой, объяснили ситуацию.

– Пусть все равно приезжает, посмотрим его с Ириной – его партнершей. Если подойдет, будет жить у меня, устроим его в 11-й класс – окончит тут.

Решили попробовать. Мама в слезы, для нее это было сложно – я уезжал непонятно куда, один, в таком сложном возрасте, и что там будет? Отец встал на мою сторону. Ему тоже было непросто, но он понимал, что я должен сам сделать выбор и пройти свой путь в спорте. Он верил в меня, наверно, больше, чем я сам.

ЕМУ ТОЖЕ БЫЛО НЕПРОСТО, НО ОН ПОНИМАЛ, ЧТО Я ДОЛЖЕН САМ СДЕЛАТЬ ВЫБОР И ПРОЙТИ СВОЙ ПУТЬ В СПОРТЕ.

Мы с дедом, решившим проведать сестру-блокадницу, с которой давно не виделся, сели в поезд. Я тогда не знал, что этот момент изменит всю мою жизнь, я не знал, как трудно будет и через какие испытания придется пройти. Я не был бы так уверен в своем решении поехать, если бы знал. Тогда я хотел только одного – остаться в Питере. И этот шанс мне дали, его нельзя было упустить.

Мы сели с дедушкой в поезд и поехали. Он остановился у семьи, а меня встретила тренер с сыном Николаем. Коля тоже занимался фигурным катанием, выступал в шоу в Америке и позже привозил мне классные вещи оттуда, так что, возвращаясь в Пермь, я выглядел самым крутым. Они жили на Суворовском проспекте, в центре, около Смольного собора и Таврического сада. После Перми ободранный в тот момент Питер, с обваливающейся штукатуркой, казался мне раем. Мы ехали от Московского вокзала, и я открывал для себя город.

Все было потрясением.

Оказалось, что дома бывают невероятной красоты, с разным окнами, а не только прямоугольными, как я привык. Огромные широкие проспекты, барельефы, памятники… Сейчас я понимаю, насколько Питер тогда был мрачным местом – 1990-е годы, время «Улиц разбитых фонарей», наркотиков и разгула преступности, страшные дворы-колодцы, безумные объявления везде расклеены, но для меня это была сказка. Еще и с погодой повезло – солнечно и сухо.

Неужели я буду жить в этом городе? Получится ли у меня? Это стало идеей фикс.