Две судьбы

P. S. Я подписываю мое настоящее имя (или то, которое считала прежде своим), в доказательство моей правдивости от первого слова до последнего. Но впредь я должна, ради безопасности, принять чужое имя. Мне очень хотелось бы вернуться к своей прежней фамилии, когда я была дома счастливой девушкой. Но Ван-Брандт знает ее, и к тому же я (хотя Богу известно, как невинно) опозорила это имя. Прощайте, сэр, благодарю вас еще раз".

Так кончалось письмо.

Прочитав его, я был глубоко разочарован и очень неблагоразумен. Бедная мистрис Ван-Брандт, по моему мнению, оказывалась не права во всем. Во-первых, ей совсем не следовало выходить замуж. Потом, с какой стати она вздумала видеться с Ван-Брандтом, даже если бы законная его жена и умерла? Она не имела права возвращать мне мое рекомендательное письмо, когда я счел возможным изменить его текст по ее прихоти. Она была не права в своем нелепо-жеманном взгляде на мой восторженный поцелуй и любовное объяснение. Не права и в том, что бежала от меня, как будто я негодяй, хуже самого Ван-Брандта. И наконец более всего была она не права, обозначив свое имя, перед фамилией, одной заглавной буквой.

Интересное положение, нечего сказать, страстно любить женщину и не знать даже, каким ласковым именем называть ее в своих мыслях! "М. Ван-Брандт! " Я мог называть ее и Марией, и Маргаритой, и Мартой, и Мабелью, и Магдалиной, и Мери… О нет! Не Мери. Любовь детских лет прошла и забыта, но я обязан уважать это воспоминание.

Если бы моя «Мери» прежних лет еще была жива и я встретился с ней, поступила 1 ли бы она так со мной? Никогда! Даже в мыслях называть эту женщину ее именем значило оскорблять «мою Мери». Да и зачем думать о ней? Зачем мне унижаться, силясь найти в ее письме средство разыскать ее? Чистое безумие пытаться выследить женщину, которая уехала Бог весть куда и сама заявила, что примет чужое имя. Неужели я потерял всякое самоуважение, всякую гордость?

В цвете лет, с прекрасным состоянием, с открытым перед мной светом, где было множество интересных женских лиц и пленительных женских фигур, как следовало мне поступить? Вернуться в свое имение и оплакивать потерю бездушного создания, которое бросило меня по собственному желанию, или послать за курьером и дорожной каретой и весело предать ее забвению среди чужих людей и в чужих краях? В том настроении, в каком я находился, мысль об увеселительной поездке по Европе воспламенила мое воображение. Сперва я поразил людей в гостинице, прекратив всякие дальнейшие розыски скрывшейся мистрис Ван-Брандт, а потом я отпер ящик с письменными принадлежностями и сообщил мои новые планы матери очень откровенно и подробно.

Ответ ее пришел с первой почтой.

К изумлению моему и радости, моя добрая мать положительно одобряла мое решение. Не довольствуясь этим, с энергией, которой я не ожидал от нее, она сама приготовилась к отъезду и была уже на дороге к Эдинбургу, чтобы сопутствовать мне.

«Ты не будешь один, Джордж (писала она), когда я имею достаточно силы и бодрости, чтобы путешествовать с тобой».

Через три дня после того, как я прочел эти строки, наши приготовления были закончены и мы отправились на европейский материк.

Глава XIII ЕЩЕ НЕ ИЗЛЕЧЕН

Мы посетили Францию, Германию и Италию. Наше отсутствие в Англии продолжалось около двух лет.

Оправдалось ли мое доверие к времени и перемене? Изгладился ли образ мистрис Ван-Брандт из моих мыслей?

Нет! Что бы ни делал (говоря прорицательным языком бабушки Дермоди), все я был на пути к соединению с моим родственным духом. Первые два — три месяца нашего путешествия меня преследовала в моих снах женщина, которая так решительно оставила меня. Видя ее во сне всегда любезной, всегда очаровательной, всегда скромной и нежной, я ждал с пламенной надеждой в душе, что ее призрак представится мне опять наяву.., что я опять буду призван на свидание с ней в данном месте и в данный час. Мое ожидание не сбылось: никакого видения мне не являлось.

И сны даже становились реже и менее явственны. Служило ли это признаком, что дни испытания для нее прошли? Не нуждаясь больше в помощи, неужели она забыла того человека, который хотел оказать ей помощь? Разве нам уже не суждено больше увидеться?

"Я не могу называться мужчиной, если не забуду ее теперь! " — повторял я себе.

Однако что я ни говорил, воспоминание о ней все занимало свое прежнее место в моей жизни.