Две томские тайны

Нет мне прощения. Только и остаётся возложить венец терновый на мою грешную голову, взять в руки посох и отправиться странствовать по свету. Пусть я буду мёрзнуть от холода, изнывать от жажды, голодать, пусть люди бросают в меня камни. Чем больше страданий я претерплю на земле, тем чище и радостнее будет встреча моя с Отцом небесным.

Я готов к своему Крестному пути. Укажи мне дорогу, Спаситель!»

Санкт-Петербург. Июль 1836 года

Кучер проворно соскочил с козел, открыл дверцу и, поддерживая владыку под руку, помог ему спуститься на землю. Митрополит Серафим был стар и немощен, да ещё простудился во время крестного хода, потому кое-как передвигал ноги. Из калитки к нему поспешили монахи.

Но вдруг из толпы неприкаянных бродяг, отиравшихся у лавры целыми днями в ожидании подаяний, выскочил грязный оборванец и упал на колени прямо перед митрополитом.

Монахи бросились поднимать наглеца, чтобы он не досаждал владыке своими проблемами.

Но нищий успел схватить отца Серафима за руку, посмотрел на него своими небесно-голубыми глазами и произнёс:

— Благословите моё возвращение!

Митрополит замер. Он властным жестом ладони остановил ретивых монахов и сам поднял бродягу с колен. Взял его за руку и повёл в лавру как дорогого гостя.

— Уж не чаял увидеть вас живым, — сказал митрополит, оставшись с гостем наедине. — Клейнмихель[32] сказывал, будто бы вы погибли во время шторма.

— Я уже столько раз погибал, что сбился со счёта. Сам не знаю, почему меня смерть не берёт. Видно, такие тяжкие мои грехи, что до сих пор не могу искупить их сполна. Не судьба мне умереть на чужбине. За этим и вернулся на Родину, чтобы прах мой покоился на родной земле, — тяжело вздохнув, признался бродяга.

Митрополит покачал головой:

— Я-то вас понимаю. Но поймёт ли ваш поступок император Николай Павлович? Он уже так свыкся с верховной властью, что никого рядом не потерпит.

— Я знаю, владыка. Потому и пришёл вперёд к вам, а не к брату. Хочу, чтоб вы передали ему мою нижайшую просьбу. Мне не нужна власть, не нужны деньги. Я готов отправиться в самую далёкую ссылку, в самую глушь. Обо мне никто никогда не услышит. Я уже давно не царь Александр и даже не таинственный вельможа, путешествующий по свету. Эти господа умерли, и мир их праху. Я просто бродяга, не помнящий родства, который хочет дожить остаток своих дней среди соплеменников. Вот о том молю вас похлопотать перед императором.

Серафим подошёл вплотную к гостю и крепко обнял его, не боясь испачкаться о лохмотья:

— Всё сделаю для вас, сын мой, что в моих силах. Жаль, что граф Аракчеев не дожил до светлого дня вашего возвращения. Как бы он обрадовался, увидев вас. И матушка ваша тоже. Царство ей небесное! И Константин Павлович, братец ваш, преставился от холеры. Да упокоит Господь его душу. У нынешнего государя теперь другой первый советчик — генерал-адъютант Клейнмихель. Пошлю-ка я ему весточку, пусть заедет ко мне. С ним и потолкуем. А пока располагайтесь здесь, в лавре. Отец настоятель выделит вам келью. Отдохнёте, приведёте себя в порядок. Вид у вас неважный. А потом и поведаете о странствиях.

Клейнмихель приехал через два дня. Владыка уже почти поправился и встретил царедворца на монастырском дворе в отдалённой беседке.

— Сын мой, хочу представить вам человека, вернувшегося из далёкого путешествия. Может быть, он покажется вам знакомым, но это ровным счётом ничего не значит. Это просто бродяга, не помнящий родства, — сказал митрополит и приказал служке позвать гостя.

Вскоре на тропинке появился высокий худой человек с окладистой седой бородой. Одет он был просто: в длинную холщовую рубаху, подпоясанную шнурком, доходящую ему до колен и такие же полотняные штаны. Но обут был в дорогие сапоги из мягкой кожи, и походка у него была явно не крестьянская. Клейнмихель готов был поспорить с кем угодно: незнакомец немало времени провёл в седле и служил в гвардии.

Странник подошёл ближе, и генерал-адъютант так резко вскочил со скамейки, что опрокинул на скатерть чашку с горячим чаем.

— Вы?! — воскликнул он. — Но как? Откуда? Этого не может быть!

— Успокойтесь, Пётр Андреевич, — молвил подошедший ласковым голосом. — Я вовсе не привидение. Владыка Серафим может подтвердить.

— Но вы же пропали!

— Вы, наверное, имеете в виду того графа, на содержание которого посылались деньги, — продолжил странник. — Не переживайте, он действительно больше не вернётся. Мне же от вас никаких денег не нужно. Я уже давно научился сам заботиться о себе.

Царедворец недоумённо спросил:

— А что же вам тогда угодно, уважаемый…

— Фёдор Кузьмич, — подсказал старик. — Я с радостью буду отзываться на это имя. Я лишь хотел бы просить вас об одной услуге. У меня в Петербурге когда-то жила родня. Матушка уже умерла, и один брат тоже, но двое других ещё живы. Не могли бы вы, Пётр Андреевич, устроить мне с ними встречу. Я буду вам очень признателен за это.

— Не знаю, — растерянно пробормотал придворный. — Всё так неожиданно. Согласятся ли они встретиться с вами? Я должен вначале узнать их мнение.