Две воительницы

— Ты не думаешь, что для тебя настало время забыть прошлое и начать все сначала?

Она крепко сжала его руку.

— Я ничего не желаю, кроме тебя.

— Но я ушел, и тебе нет смысла продолжать искать меня. — Учитель посмотрел на нее тем пристальным взглядом, который она так любила, и добавил: — Он — не я.

Дубэ была готова заплакать.

— Я это знаю, — прошептала она.

Потом темнота, в которой они находились, растворилась в облаке ослепительного света и унесла Учителя с собой.

«Не покидай меня!» — хотела крикнуть Дубэ, но что-то страшно обожгло ей горло, и она не смогла.

Она открыла глаза и замерла от изумления: перед ней была ослепительная белизна. Дубэ почувствовала, что лежит в мягкой постели и ноющую боль во всем теле, которая в нескольких местах сгущалась в пронзительные уколы. Ее ноги на целых две ладони длины высовывались за край тюфяка.

Она несколько раз моргнула, и свет стал делаться прозрачнее, а в некоторых местах сгустился и принял более четкие очертания. Окно, зеленоватая крыша, тумбочка. И наконец, знакомое лицо.

— Все в порядке? — спросил Лонерин, наклонившись к ней.

Дубэ долго смотрела на него и молчала. Он был худым, бледным и усталым. Она почувствовала глубокую нежность к этому лицу, но ничего больше. Девушке стало больно от этого, и она закрыла глаза.

— У тебя много ран, поэтому ты чувствуешь себя так плохо.

Дубэ снова открыла глаза и заставила себя улыбнуться. Но перед ней мелькали одно за другим воспоминания, вызывавшие невыносимую боль. Она хотела бы прогнать их, но картины прошлого и на этот раз отпечатались в ее сознании так, что невозможно стереть. И последняя из них — Филла, который отчаянно бьется у нее в руках и упорно повторяет с такой любовью и отчаянием одно имя: Рекла.

— Как видишь, мы спасены, — сказал Лонерин, прерывая поток ее мыслей.

Дубэ очнулась, вздрогнула и посмотрела на него. За его спиной увидела часть помещения, где они находились. Это была хижина, стены и крыша которой были сделаны из сухих листьев и дерева. Комната была странная, с необычайно низким потолком; от самого пола начиналось большое окно, за которым виднелись на фоне безоблачного неба переплетающиеся ветви деревьев, словно придавленные к земле красным закатом. Рядом с кроватью стояли стул и тумбочка, украшенная изящным узором из линий, которые показались Дубэ знакомыми.

— Я думаю, ты спрашиваешь себя, где мы находимся, — улыбнулся Лонерин.

Дубэ кивнула.

— Наши спасители — гномы. Но это необычные гномы, с острыми концами ушей и синими волосами.

На его лице отражались удовольствие и воодушевление. В отличие от нее Лонерин был спокоен. Это потому, что он действительно находился в безопасности. А она все еще была во власти собственных кошмаров, попала в силки, которые расставил ей зверь. Вот еще одно различие между ним и ней, всего одно из множества различий.

— Они — смешанной крови, потомки одновременно гномов и эльфов, которые, насколько я понял, живут в нескольких милях отсюда, на побережье.

На этот раз сердце Дубэ не дрогнуло, когда она услышала от него слово «эльфы» — название пропавшего загадочного народа, которое окрашивало в яркие цвета ее детские мечты.

— Они говорят на языке эльфов и называются «хюэ»; это презрительное имя, я думаю, что так их назвали эльфы, а значит оно «малыши» или «карлики».

— Значит, это они нас спасли? — усталым голосом спросила Дубэ.

Ей было не так уж интересно узнать, как это произошло, но разговор помогал ей прогнать образы смерти, которыми была полна ее голова.

— Они вышли из укрытий как раз в тот момент, когда я решил, что нам конец. Ты была вся в крови, а я истратил все силы на магию… Я думал, что мы умрем — что ты умрешь, и это было хуже всего.

Дубэ хотела, чтобы ее душе стало тепло от такого объяснения в любви, но этого не произошло. Теперь она уже перестала верить, что ее будущее связано с Лонерином. Ей вспомнился сон, который она видела перед тем, как проснуться, — как Учитель разговаривал с ней. Это была правда. Лонерин — не Сарнек и никогда не будет Сарнеком. А она искала в нем только своего бывшего Учителя.

Лонерин в это время подробно рассказывал ей о коротком разговоре, который был у него с хюэ на языке эльфов, а затем — о том, как они пришли в эту деревню и о том, сколько времени она пробыла без сознания. Он был доволен и в восторге от встречи с новым, незнакомым народом. Его душа исследователя ликовала. А Дубэ была далека от всего этого, словно то, о чем говорил Лонерин, находилось в другом мире, куда ей вход был запрещен. Она понемногу переставала слушать Лонерина, его голос все реже доходил до ее золей. Она погружалась в свой собственный ад.

— Ты слушаешь меня?

Дубэ посмотрела на Лонерина и ответила:

— Да…

— Я говорил тебе о ранах. Среди них нет ни одной по-настоящему тяжелой, а этот народ очень хорошо владеет искусством целительства. Ты быстро поправишься.

Дубэ изобразила на лице улыбку.

Лонерин долго и молча смотрел на нее, а потом вдруг сказал:

— Ты не должна мучить себя. Ты была не в себе.