Две женщины

От нее не ускользнули перепады в настроении супруга, но она не знала причину и еще не тревожилась.

Она объясняла угнетенное состояние того, кого любила, затворнической жизнью, на которую он себя обрек после женитьбы. Следуя наставлениям, которые Тереза получила от матери, уже все знавшей, молодая женщина пыталась заставить Мориса решиться выходить на прогулки из дома и вновь приобрести кое-какие позволительные привычки из его холостяцкой жизни.

– Без сомнения, тебя изводят воспоминания о твоих скверных проделках – говорила она, смеясь. – Ступай, попроказничай в компании своих друзей и возвращайся, когда пожелаешь. Я всегда буду рада прыгнуть тебе на шею.

В принципе она была права, говоря так; во многих семьях любовь не угасает, если жена умно делает некоторые уступки мужу и не создает для него жизнь, невыносимую своей монотонностью. Чтобы цепь никогда не порвалась, достаточно, если она будет длинной, чтобы ею можно было управлять в некотором радиусе – тогда она не так ощутима, никто не считает себя прикованным и не понадобится резких усилий для того, чтобы порвать звенья.

Однако же на сей раз слова Терезы были неосторожными, и воздух свободы, которым она советовала дышать своему мужу, должен был стать роковым для них обоих.

Морис, сознававший опасности, которые могли подстерегать его за пределами дома, сначала не последовал советам жены. Бесконечно удлиняя свою цепь, он не хотел переступать за черту круга, который сам себе начертал, и объявил жене, что его не привлекают шальные прогулки, которыми она его соблазняла.

И все же в один зимний вечер он не утерпел. Тереза немного приболела и рано ушла к себе. День был мрачный и дождливый, но к вечеру ветер разогнал облака, подсушил грязь на улицах; погода стояла холодная и сухая; в такое время парижанин предпочитает прогуливаться по бульварам в теплом пальто, с сигарой в зубах. Морис тоже решил выйти из дому, еще не зная, куда ему направиться.

Он шел наугад около получаса, замедлил шаги перед домом на улице Монсей и поднял глаза: он находился под окнами Елены! Морис пришел сюда совершенно машинально; не отдавая себе отчета, он шел той же дорогой, которой привык ходить за пять лет и остановился перед дверью, куда он звонил столько раз. Нет ничего проще: разве Бюффон не классифицировал человека по уму в таблице для животных, поставив его на самую вершину? Не подчиняемся ли мы всегда инстинкту, когда наш разум спит? Морис остановился перед особняком мадам де Брионн, но не переступил его порога; разум вовремя вернулся к нему и одержал верх над инстинктом. Однако у Мориса не было мужества сразу покинуть место, где он находился. Он до-то прогуливался под окнами Елены, стараясь угадать, что происходит за ставнями и задернутыми шторами. Он задавал себе множество вопросов и не находил на них ответа. Но холод начал донимать его, и он удалился, не оборачиваясь, быстрым шагом.

На другой день Тереза все еще чувствовала недомогание и уговаривала Мориса пойти погулять без нее. Он повиновался, чтобы не спорить с ней и, как накануне, отправился на улицу Монсей. Но на этот раз он знал, куда идет и сознавал, что делает: без сомнения он хотел разрешить некоторые из проблем, вставших перед ним накануне, и разрешил их. В самом деле, ему не пришлось долго ждать, чтобы увидеть, что двухместная карета господина де Ливри остановилась перед домом графини де Брионн. Барон вышел из коляски, позвонил, вошел в особняк и, выйдя через пять минут оттуда, уехал, так же, как приехал. Благодаря этому эпизоду любопытство Мориса было удовлетворено хотя бы в одном пункте: графиня находилась у себя, поскольку господина де Ливри пригласили войти, но она все еще отказывалась принимать его, так как он вышел через пять минут.

Морис, хотя это было не слишком великодушно и хотя он любил барона де Ливри, испытывал чрезвычайное удовлетворение, видя его уезжающим восвояси, поэтому он каждый день возвращался на улицу Монсей, чтобы наблюдать один и тот же спектакль. Но придя к Дому графини в описываемый нами вечер, он увидел, что вошедший в него барон не выходит обратно так же быстро, как в предыдущие дни.

По истечении пяти минут Морис начал удивляться; через десять минут он стал испытывать нетерпение. Не прошло и получаса, как он потерял голову. Он бросился к двери, позвонил, в нетерпении взбежал по лестнице, оттолкнул лакея и внезапно появился перед мадам де Брионн и бароном.

При виде его Елена упала в обморок. Господин де Ливри тотчас подбежал к графине, уложил на канапе и поднес к ее носу флакон с английской солью. Оказывая ей всяческие заботы, он тихо бормотал: – Бедная женщина, она больна, она так слаба еще… на нее подействовала встреча с другом, вторым за этот вечер. Правда, от меня она не упала в обморок, но ведь я постарался предупредить ее.

Это умиление скоро сменилось у барона гневом; он подошел к Морису, который все еще стоял в дверях салона, ничего не видя и не слыша. Он был почти так же бледен, как Елена, и смотрел на нее остановившимся взглядом.