Две жизни

В его новой жизни, которую я теперь видел ясно, складывался или, вернее, выявлялся добрый, мужественный человек. Иногда я бывал удивл„н той неожиданной стойкостью характера, которую он проявлял при встречах с людьми.

Со мною Анна была неизменно ласкова. Но невольно подслушанный мною разговор так выбивал меня из колеи, что я каждый раз конфузился; тысячу раз давал себе слово во вс„м ей признаться, а кончал тем, что стоял возле не„ весь красный, с глупым видом школьника, замеченного в неблаговидной шалости.

Несколько раз, видя меня в этом состоянии, И. с удивлением смотрел на меня. И однажды, очень внимательно вглядевшись, он улыбнулся ласково и сказал:

– Вот тебе и опыт, как жить в компромиссе. Честь, если она живой ниткой вибрирует в человеке, мучит его больше всего, когда е„ хотят обсыпать сахарным песком и скрыть под ним маленькую каплю ж„лчи. Ты страдаешь, потому что цельность твоей природы не может вынести лжи. Но неужели так трудно найти выход, если правдивое сердце этого требует?

– Я вам ничего не говорил, Лоллион, а вы опять вс„ узнали. Но если уж вы такой прозорливец, то должны были понять, что я действительно в трудном положении. Как я могу сказать Анне, что вс„ слышал и знаю е„ тайну? Как могу я признаться, что сидел зачарованный, как кролик перед змеей, и не мог сдвинуться с места? Кто же, кроме вас, поверит в это?

– Ты, Л„вушка, не должен ничего и никому говорить. Мало ли человек может знать чужих тайн. Случайностей, я уже говорил тебе не раз, не бывает. Если тебе, так или иначе, привелось увидеть чужую рану или сияние сердца, скрытое от всех, будь истинно воспитанным человеком. А это значит: и виду не подавай, что ты о ч„м-либо знаешь. Если же тебя самого грыз„т половинчатость собственной чести, умей нести сво„ страдание так, чтобы от него не терпели другие. И унеси из пережитого урока знание, как поступать в следующий раз, если попад„шь в такое же положение.

Разговор наш происходил в маленьком тенистом сквере, где мы присели, возвращаясь домой. От слов И. мучительное состояние мо„ не прошло, но мне стало ясно, как ложно себя веду по отношению к Анне. И ещ„ яснее стало, что я должен был собрать все силы и не допустить себя до роли подслушивающего.

– Ну, я думаю, особой трагедии на этот раз не случилось. И если было что-то плохое, то это твоя всегдашняя рассеянность. Если бы ты представил себе, что Флорентиец стоит с тобою рядом, ты наш„л бы силы встать и уйти.

– Какой ужас, – вскричал я. – Чтобы Флорентиец узнал, как я подслушивал. Только этого не хватало. Надеюсь, вы ему этого не скажете.

И. заразительно рассмеялся.

– Да разве ты, Л„вушка, мне что-нибудь говорил. Вообрази, насколько мысль и силы Флорентийца выше моих, и пойм„шь всю нелепость своей просьбы. Но успокойся. Этот маленький факт – один из крохотных университетов твоего духа, которых бывает сотни у каждого человека в его простом дне. У того, кто стремится к самодисциплине и хочет в ней себя воспитать.

Я получил письмо и телеграмму от Ананды. Он сегодня выехал из Москвы. Если его путешествие будет благополучно, в ч„м я не сомневаюсь, он появится здесь через шесть дней. Я хотел бы, чтобы к этому времени ты проч„л книгу, которую я тебе дам. Тогда ты несколько лучше пойм„шь, к чему стремится Ананда, чего достигли Али и Флорентиец и что, может быть, когда-нибудь постигнем и мы с тобой, – мягко приподнимая меня со скамьи, сказал И.

– О Господи! До чего же вы добры и благородны, Лоллион. Ну как вы можете сравнивать себя с невоспитанным и неуравновешенным мальчишкой. Если бы я хоть сколько-нибудь, в ч„м-нибудь мог походить на вас, – чуть не плача, отвечал я моему другу.

Мы двинулись из сквера по знойным улицам, расцвеченным красными фесками, как мухоморами.

– Сегодня мы с тобой пойд„м обедать к Строгановым. Анна хочет отпраздновать в семейном кругу сво„ начинание, – сказал И. – Мы должны заказать цветы на стол и торт. А также не забыть о розах для всех присутствующих дам.

– Я очень сконфужен, – сказал я. – Я никогда не бывал в обществе, а тем более на большом обеде, и совсем не знаю, как себя вести. Было бы лучше, если бы вы поехали туда один, а я бы почитал дома книгу.

– Это невозможно, Л„вушка. Тебе надо приучаться к обществу и становиться примером такта и воспитанности. Вспомни о Флорентийце и наберись мужества.

– Не могу себе даже вообразить, как это я войду в комнату, где будет полно незнакомых мне людей. Я непременно или что-нибудь уроню, или буду ловиворонить, или не удержусь от смеха, если что-то покажется мне смешным, – недовольно бормотал я.

– Как странно, Л„вушка. Ты обладаешь большим литературным талантом, наблюдательностью и чуткостью. И не можешь сосредоточиться, когда встречаешься с людьми. Войдя в гостиную, где, вероятно, все соберутся перед обедом, не топчись рассеянно в дверях, ища знакомых, чтобы с кем-то поздороваться. Оглядись спокойно, найди глазами хозяйку и иди прямо к ней. На этот раз следуй за мной и верь, что в этом доме твоя застенчивость страдать не будет.