Две жизни для одной мечты

– А мне нравится, – Микела улыбнулась, бросив на Дугана быстрый взгляд. – Ничего, если я буду смотреть и разговаривать?

– Мы можем просто поесть.

– Не можешь делать сразу два дела?

– Что?

– У меня был один знакомый, так он даже когда курил, молчал как рыба, я уж не говорю о еде. Ты такой же?

– Нет.

– А девушка у тебя есть?

– Я думал, ты хочешь посмотреть фильм.

– И что? Думаешь, я не смогу смотреть и разговаривать одновременно?

– И есть.

– И есть. – Микела бросила на него еще один беглый взгляд. – Не откроешь мне пиво?

– Конечно.

– Кстати, здесь можно курить. – Она поставила бутылку пива между складок пледа. – Ты почему не ешь?

– Да как-то не успел еще. – Дуган взял вилку, склонился над тарелкой. – Вкусно.

– Я знаю, – Микела улыбнулась, взяла свою бутылку пива, едва не кувырнув ее. – А мои картины? Что скажешь о них?

– Странные.

– Странные?!

– Почему у тебя природа всегда пересекается с урбанизацией, словно это война?

– Природа с урбанизацией? – Микела растерянно хмыкнула. – Не знаю. Никогда не думала об этом как о войне. Скорее союз. Продолжения друг друга. Дополнение. Дружба. Умиротворенность, – она нахмурилась. – Но не война. Разве дамба на фоне заката похожа на войну? Да, она стоит на реке, но… – сериал перестал интересовать. Микела забыла о телевизоре, повернулась к Дугану. – Я не хочу, чтобы это была война. Война – это плохо.

– Согласен.

– Но все равно считаешь, что на моих картинах война?

– Это не значит, что они плохие.

– Да, но это значит, что я рисую совсем не то, что хочу рисовать.

– Может быть, дело во мне?

– Ты так думаешь? – Микела дождалась, когда Дуган кивнет, вернулась к прерванному ужину. – И что именно не так?

– Не знаю. Все люди разные…

– Это все из-за твоего отца, да? – резко спросила она, решив сменить тему разговора.

– Что?

– Он бил тебя в детстве или что? – Микела нахмурилась, ожидая ответа. – Почему ты молчишь?

– Я думал, ты поняла, что я не хочу разговаривать об этом.

– А я думала, ты извинился и сказал, что вел себя как идиот.

– Ты тоже была хороша.

– Сейчас или тогда?

– И сейчас, и тогда.

– Почему?

– Потому что я не хочу, чтобы кто-то копался у меня в голове! – Дуган откинулся на спинку дивана, закурил. Микела выдержала паузу, дав ему возможность успокоиться.

– Извини. Иногда я себя веду как полная дура.

– Да.

– Хочешь, поговорим о чем-нибудь другом?

– О чем?

– Можно о твоих книгах.

– Я не люблю говорить о своих книгах.

– Потому что их не покупают? Считаешь себя неудачником? Это не так. Я надеюсь, что не так. Тем более ты сам сказал, что несколько твоих рассказов уже напечатали.

– А еще я продал вчера ради этого свою душу, – Дуган кисло улыбнулся и поднялся на ноги.

– Куда ты?

– Пойду домой, спать.

– Завтра приедешь?

– Да. Утром.

– Хорошо.

– Спасибо за ужин.

– Не за что. – Микела поднялась, чтобы проводить его до выхода, вернулась к телевизору.

Сериал закончился, аппетит пропал. Она допила свое пиво, достала сигарету из оставленной Дуганом пачки, закурила. Рекламный блок начал казаться бесконечным, и Микела выключила телевизор. Темные окна, тишина, кот – и тот куда-то убежал. «Да что не так с этим парнем?! – гневно подумала Микела, вспоминая закончившийся раньше времени ужин. – То он предлагает мне свою помощь и деньги, то критикует мои картины и психует, стоит только заикнуться о его отце…»

Микела прошла в мастерскую, включила свет. «И что, черт возьми, не так с моими картинами?» Она прищурилась, пытаясь посмотреть на дамбу в лучах заката под другим углом. Ничего. Никакой войны и противостояния.

– Может, мне для этого нужно на голову встать?! – гневно сказала она вслух.

«Или же это у Дугана все перевернуто с ног на голову?» – тут же пришла новая мысль. Микела затушила сигарету и взялась за кисть.

– Хотя дорисовать картину здесь – это была неплохая идея, – призналась она, начиная разводить краску.

Воображение ожило, потянулось прочь от дома, к Миссури, скрытой опустившимися сумерками, и дальше, вверх по течению, к дамбе. Сквозь мрак. Сквозь время. Навстречу закату. В прошлое. В теплый вечерний день. Где не было ничего, кроме желанного пейзажа. И ничто, даже время, не имело власти над тем местом, жившим в воспоминаниях.

Микела осторожно нанесла на холст робкий мазок, затем еще один и еще. Окружавшая тишина пьянила и умиротворяла. «Гармония, Дуган, – подумала Микела. – Я рисую гармонию человека и природы. Жизни и смерти. Будущего и прошлого. Света и тьмы… Гармонию, называющуюся жизнью». Она обернулась, не сомневаясь, что увидит позади Дугана Белфорда и старый пикап его отца, о котором Дуган наотрез отказывается разговаривать.

– В чем же твоя проблема, мальчик? – тихо спросила Микела.

Воображаемый Дуган выбил из пачки сигарету и закурил, притворяясь, что не слышит ее.

– Ты боишься или же ненавидишь? Обвиняешь или испытываешь вину перед ним?

– Просто продолжай рисовать, – сказал воображаемый Дуган. – Продолжай, пока можешь помнить, пока можешь держать это в себе.

– И никакого гнева? – спросила Микела. – Никакой истерики?

– Зачем? Мне нравится твоя картина.

– Картина? – Микела недоверчиво повернулась к мольберту.