Письмо. Дуган получил его на девятом году жизни в Филадельфии. Белый конверт. Обратного адреса нет. Внутри ничего, кроме фотографии – старый сгоревший дом в Южной Дакоте, недалеко от кладбища. Дом Дугана, который так и не восстановили. Дуган не был уверен, но воображение рисовало ему, как Рафферти Маллиган запечатывает это письмо. Вокруг стены и решетки. Дуган плохо помнил его лицо, но вот руки почему-то отпечатались в памяти. Кулаки большие, пальцы толстые, с расплющенными подушечками чернорабочего, черные волосы на фалангах, несколько вздувшихся вен, несколько шрамов. И вот эти руки вкладывают в конверт фотографию, которую Маллиган хранил долгие годы. Фотографию, питавшую его силой, надеждой выйти и свести счеты с тем, кто вычеркнул из его жизни десять лет.
Дуган вздрогнул, тряхнул головой, выкурил несколько сигарет, выпил. «Письмо нужно сжечь», – решил он, и уже когда огонь охватил бумагу, засомневался, что оно вообще пришло из тюрьмы. Память оживила молодого Кена Хэффли. «Что случилось с этим мальчиком? Не таит ли он зла? Ведь мечты его не сбылись». Дуган взвесил все за и против и решил, что Маллиган вряд ли стал бы посылать письмо. Если бы он хотел отомстить и знал, где искать своего обидчика, то зачем ему предупреждать будущую жертву. Ведь так он может стать снова главным подозреваемым. «Если только он не надеется, что я сбегу и ему придется признаться себе, что он снова не знает, где искать меня. Ведь если со мной что-то случится, то он в любом случае будет главным подозреваемым. Может быть, он боится нового срока, но не может признаться себе в этом. Поэтому и послал письмо». Дуган задумался и пришел к выводу, что Маллиган может и не лично наказать его. Что если уже сейчас кто-то идет к его дому, чтобы привести в исполнение приговор?
Дуган выглянул в окно, позвонил Айрис. «Придушить бы Хэффли, чтобы не лез не в свое дело», – подумал Дуган, и в какой-то момент идея не показалась ему настолько безумной. Воображение, словно издеваясь, нарисовало картину, как не Маллиган, а Хэффли посылает письмо без обратного адреса. «Почему бы и нет?» – решил Дуган, попытался узнать все что можно о бывшем студенте, но ничего, кроме старой статьи об Элиоте Марше, не было.
На следующий день в библиотеке Дуган поднял архив, отыскав газету с этой статьей. Пробежался глазами по тексту, стараясь не смотреть на свою фотографию. Меланхолия нахлынула, захлестнула с головой, смыла с берега в пучину паники. «Маллиган найдет и убьет меня, Айрис, Дьюс. Убьет, если мы не сбежим, не спрячемся». Дуган представил, как, сидя на диване в гостиной своего дома, пытается рассказать жене, как оказался в Филадельфии. «Она не поверит мне. А если поверит, то возненавидит. Если и был шанс во всем признаться, то я упустил его в ту ночь, когда она решила, что будет неплохо съехаться. Тогда она могла уйти, могла все изменить, а сейчас все слишком завязло. Сейчас она сможет лишь возненавидеть меня. Я подставил под удар ее. Я подставил под удар Дьюс. И теперь мне не будет все равно, когда сгорит мой дом, как это было в Дакоте. Теперь все иначе».
Дуган продолжал нагнетать панику, бездумно перекладывая газеты. Жизнь в Дакоте оживала, возвращалась. Дуган вспомнил старый перекресток возле озера Хипл. «Об этом тоже рассказать Айрис?» – спросил он себя и нервно рассмеялся. «Хотя с этого, возможно, все и началось. И неважно, была та женщина реальна или нет. Без перекрестка я бы никогда не увидел Маллигана, не оказался бы в Филадельфии».
Пойманные за хвост воспоминания предательски вывернулись, впились в руку мучителя, впрыскивая под кожу яд, отправляя еще дальше в прошлое.
Дуган вышел в отведенное для курения помещение.
Прошлое шло по пятам, хватало за пятки голодным койотом. Прошлое, никуда, по сути, и не уходившее, просто Дуган перенес его на страницы своей книги, спрятал за ложными именами и бутафорными стенами придуманных домов, которые в большинстве своем были срисованными с тех, что окружали его все детство. Старик Пирс, Микела, дворовая распродажа. Картина вспыхнула перед глазами, затем газета. Газета из Филадельфии. Фотография светловолосой женщины, перекресток, ночь… Все спуталось, развалилось на части. Реальность и вымысел переплелись между собой.
«Нет. Газета определенно была. Газета шестидесятых».