Две жизни Лидии Бёрд

Мама тщетно пытается скрыть удивление. Мы в ее маленькой, безупречно чистой гостиной, как обычно без тапочек, из уважения к кремовому ковру. Он ведь лежит не только в прихожей: мама обожает удачные покупки, так что ковра хватило на весь первый этаж. Для гостиной, а мы именно в ней, у мамы существуют строгие правила насчет того, что здесь допустимо. Никаких красных вин, нет-нет, и никакой цветной или темной пищи. Разрешаются белое вино и рисовая каша или пудинг. Я вовсе не шучу. Мы с Элли еще в школьном возрасте привыкли оставлять все «неправильное» в кухне. И несмотря на то что ковру добрых пятнадцать лет, он выглядит почти как новый. Диван прикрывает единственное пятно, которое невозможно вывести: будучи подростком, сестра как-то приползла домой на четвереньках, наглотавшись джина и черносмородинной наливки. Было Рождество, и она утром сходила в гости к своему приятелю менее чем на час! Это произвело впечатление. Вот только потом ее вырвало на мамин ковер, и она чувствовала себя больной на рождественском ужине.

– В самом деле? – спрашивает мама.

Я вижу, она пытается сообразить, что тут можно сказать. Я представляю, как мама выбирает между «давно пора, черт побери!» и «слава богу, наконец-то!». В итоге произносит то, что само собой срывается с языка:

– Милая, ты уверена, что готова?

Я пожимаю плечами и почти отрицательно качаю головой, хотя намеревалась утвердительно кивнуть.

– Просто уже не могу сидеть дома в одиночестве. И сплю я теперь лучше с теми пилюлями.

Чего я не говорю, так это того, что мне просто необходимо чем-то заняться. Чем-то ощутимым, чтобы сосредоточиться на реальном мире. Работа менеджера по проведению мероприятий в городском общественном центре, конечно, не настолько важна, как ракетостроение, но жалованье у меня приличное. В основном я сижу за столом и общаюсь со множеством людей. Руководители были добры ко мне и дали возможность прийти в себя, погоревать сколько захочется, но это ведь не может продолжаться вечно.

Мама подходит и присаживается рядом на диван, кладет руку мне на колено:

– Ты всегда можешь прийти сюда и пожить здесь какое-то время. Если так будет легче…

Чувствую, как начинает дрожать нижняя губа, потому что мы обе знаем, что мама терпеть не может жить с кем-то и все же любит меня настолько, что все равно предлагает подобное. И это уже не в первый раз. Она повторяет приглашение по меньшей мере раз в неделю с тех пор, как умер Фредди. Но я тоже терпеть не могу коллективизм. Мне нравится есть в гостиной карри с тарелки, стоящей у меня на коленях, и не обращать внимания на ужасные пятна и летящие на пол крошки.

– Спасибо. – Я накрываю ладонью ее руку и слегка сжимаю. – Но это неправильно, ты сама знаешь. Я должна прочувствовать свое горе и не думаю, что это означает возвращение к матери.

Она легонько фыркает. В нашей семье это уже становится заменой слова «прекрати».

– Ладно, я тогда упакую для тебя ланч. На первые день-два.

Я подозреваю, что у нее до сих пор живы чистенькие розовые коробки для ланча, которые она давала нам с собой в школу.

– Хорошо, – киваю я. – Это поможет.

А про себя думаю, что это скорее поможет ей, чем мне.

– Куплю тебе мятные бисквиты в блестящей зеленой упаковке, которые ты так любишь, – быстро произносит мама.

Я проглатываю в горле ком, чувствуя себя снова пятнадцатилетней. Будто возвращаюсь в те дни, когда спала наверху, на узкой кровати, в комнате, которую мы делили с Элли.

– Значит, первый понедельник июня? – предполагает мама.

И я задумываюсь об этом, гадая, смогу ли… Сейчас последняя неделя мая. Мама дает мне всего несколько дней, чтобы собраться с силами. Наверное, она спешит поймать волну на случай, если следующая снова утащит меня на глубину и я передумаю. Поскольку не могу обещать, что такого не произойдет, медленно киваю:

– Да, первый понедельник июня.

– Вот и умница. – Она похлопывает меня по колену и встает. – Загляну на кухню и добавлю эти бисквиты к моему списку покупок.

Я провожаю ее взглядом, пытаясь понять, знает ли мама, что она – один из стражей моего здравомыслия? Ее списки покупок ужасно смешили Фредди, и он частенько добавлял в них случайные вещи, когда она не видела, вроде поливного шланга, или кукольного домика, или машинки для стрижки волос в носу. Это воспоминание вызывает у меня улыбку, а потом боль, поскольку я уже решила сократить мои визиты к нему до одного в неделю. Перебор хорошего, все равно что есть сахар столовыми ложками, это неприемлемо. Проблема зависимости в том, что в какой-то момент вам приходится отступать от того, что вами завладело, или полностью ему отдаваться. Я не готова ни к тому ни к другому. Зато очень хочу сохранить обе мои жизни, а для этого необходимо наладить существование в реальном мире. Пора зашнуровать мои горные ботинки.

Наяву

Суббота, 2 июня