Две жизни в одной. Книга 3

- Усё дело не твоё - шебаршиное. Эвто дело личное моё - бондарёвское.

- Твоё, твоё... Я что... говорю, - не унимается Шишок.

- Ах, Шуршала-Шебаршала, друг ты мой сердечный! - опять замурлыкал Ванька, а чей-то голос продолжил:

- Быть потише б не мешало, таракан запечный!

Разозлился Шишок, подумал, что Ванька ему так отвечает:

- Совсем не уважаешь! Мал ещё так отвечать. Тринадцатый годок стукнул, сирота ты круглая. Я же тебе вместо мамки и тятьки! В избе, почитай, не первый век живу, кажись... Избёнка, правда, маненько завалилась. Дед твой Иван Тверской еще ставил. Мудрёный был. Сочинять уж такой мастак! И ты весь в него. Сколько сказок да небылиц я от деда твоего слыхивал! И про войны всякие в Твери и на Руси. Чаво только не было? Хошь, про шведов, хошь, про поляков, аль про Ивана Исаевича Болотникова, хлопца из Зубцовского уезда, расскажу?

- Ужо сказывал. Скучно на печи.

- Ну дак! Жить - скучно, а спать вить хорошо? Русская печь. Тяпло. Глянь-ка, что я тут уголёчком давеча начиркал! - Шишок отодвинул холщовую занавесочку. На стенке была нарисована карта старой Твери:

- Вот, вишь, наша Тверь. Эдак - река Тверца. Вона - Волга. А тута - Тьмака. Эва наша изба в торговом Загородном посаде. Смолоду здеся и живём.

- А энтово чо? - заинтересовался Ванька.

- Чо, чо! Огороды Затьмацкие. Славна у нас репа, горох, огурцы.

- А энтова, энтова чо?!

- Здеся - капустники, церковь Николы в капустниках, тута золочёны купола белокаменного Кремля. Здеся - палаты княжески, ране крепость была с башеньками. Красна Тверь, хоть и деревянна.

- А откудова, Шебаршалушка, энти реки взялись? Откудова тякут-то? И, знать, давно. Вона сколько воды да рыбицы накопили?!

- Знамо, давно. Сказывают, от братьев, что жили на дальнем Севере - Ильмена да Селигера. Всё от них и пошло. Отправились они однажды в путь. Старший брат Ильмен за непослушание проклял младшего Селигера, да во гневе тяжкие слова произнёс: «Пусть на спине, за измену клятве, у тебя сто горбов вырастет!» Вот и выросло у Селигера сто горбов - сто островов. Потом-то братья помирились, да дело сделано. Заплакали они горючими слезами. Долго плакали братья, так долго, что кругом всё затопило. И растеклись слёзы братьев реками в разные стороны. Из Ильмень озера - Волховым в Балтийское море. А от Селигера - озёрами да болотами, ручьями да речками чистыми - в могучую Волгу, что течёт к дальнему Каспию.

- Дивна сказка, красна сказка, - задумчиво молвил Ванятка. - Наша Волга- матушка от родников да ключей светлых воду набирает. А сколько ещё впереди всякого, неувиденного, не воспетого в былинах и сказаниях?! Заглянуть бы! Посмотреть охота. Чаво там, в будущем? Говорят, живёт где-то Златосолнце, как и наше, только живёт оно в радости. Вот бы дал Бог свидеться? Эдак не сходно на печке-то жить? Пошли, Шуршала-Шебаршала, испытаемся? Може, и увидим чаво?.. Нековды только.

- Нековды, нековды... Нековды всегда было и будет! - заворчал Домовой. - Пойти-то что! Пойти-то можно, только боязно мне из дома уходить. Дом без хозяина пропадёт. Я ведь - Шишок. Мне положено в доме жить, хозяев поманеньку попугивать да дух избы стеречь, оберегать от опасностей. Только ты, Ванечка, всё равно меня не боишься. Никакого понятия о домовых! Я вот чо ещё слыхивал. Один мой приятель старый, вертляк такой, домовой из каменного купеческого дома. Не первый век трётся возле купцов. Самого Афанасия Никитина, что за три моря в энту Индию хаживал, видел. Так вот, тот Шишок от купцов наслухался всякого. Сказывал, что есть где-то большуща изба, шатёр не шатёр, дворец вроде необычный. В нём Земля время своё пересчитывает. Если ту большущу избу отыскать и войти в нея, можно в будущее попасть. Там и Златосолнце в радости увидать. У этого Шишка-Вертляка, взамен нашего старого самовара, что под клетью валялся, я колечко выменял. Глянь-ка! Как три раза потрёшь об ухо, об энтово вот место, да скажешь закличку: «Дух железный, народися, с огнём-молнией явися!» - колечко и сверкнёт огнем.

- Чудно колечко, - Ваня стал рассматривать, - знать, заморска штука. Дай спробую! «Дух железный, народися, с...».

- Что ты, Ваня! - испугался Шишок. - Избу спалишь! А ещё, глянь... яичко.

- Тяжко яичко, большуще. Знать, каменно?! - удивился Ванятка.

- Каменно, каменно. Тяжёлая штука. Холстину в кармане тянет, того гляди, порвёт холстину-то. Яйцо от заморской птицы, что за Мраморным морем живёт. И со знаками, со знаменьями. Вот гляди, крутанешь, оно и покажет, где хорошо, где худо. Тута, гляди, крест обозначен - знак, знамо, хорошо, не зло. А тута не крест - палочка нарисована, значит, тама, куда яйцо повернулось, будет худо. Энтих штук заморских у Шишка-Вертляка целый короб!

Пока приятели разговаривали, из-за печки выглянула Три-худа. Подскочила Три-худа, схватила яйцо, быстренько подрисовала на нем крестов видимо-невидимо, положила на место, а сама спряталась, слушает. Уж очень разговор её заинтересовал.

- Шуршалушка, Шебаршалушка, пошли испытаемся! - стал уговаривать Шишка Ваня, - можь, избу ту большущу отыщем? Златосолнышко в радости увидим? Давай трахтом или рекой.