— Я с деньгами приехал. Да нет, вы не думайте, я не урка, не грабил, не украл. Можно сказать, собственными руками и мозгами заработал. Я по Енисею на паршивом пароходишке ходил. И матросом и кочегаром, все могу, наука не хитрая. Из Красноярска вниз продукты, оборудование. За тем местом, где Ангара вливается, лагпунктов много, зэков и вольнонаемных кормить-то надо. А в деревнях по Енисею местные живут. По-русски говорят плохо, не знаю, как их называть, лопари, а может самоеды. Охотой занимаются, особенно на севере, за Игаркой. Им от нас ничего, кроме водки, не надо. А за водку все отдадут. Чуть станем у поселка — пристани нет — метрах в десяти от берега, на якорь, сразу вокруг корабля лодки. Рыба красная, шкурки меховые связками. И все за водку. Цена известная: бутылка — соболь, три бутылки — чернобурка. А мы в Красноярске ящиками брали. Шкурки в городе тоже за настоящую цену не продашь, барыги много не дадут, но ведь нам, почитай, даром достались. В общем, за три года неплохие денежки получились. Дали отпуск на два месяца, навигации еще нет, поехал Москву поглядеть. Я чалдон, за Уралом ни разу не был. А с деньгами в Москве жить можно. И прописка не нужна. Мне об этом кореши еще в Красноярске рассказывали. На Ярославском бабы молодые к поезду приходят, мужиков с деньгами высматривают. Мне хорошая попалась, Люська, домик, правда, деревянный, на Марьиной Роще, водопроводный кран и сортир во дворе, зато две комнаты и полкухни ее. Жениться даже подумывал, в Москве прописаться, не на Люське, на кой я ей без денег нужен. Однако заскучал к концу. Обратно на Енисей потянуло. Да и все, что можно, в Москве посмотрел, везде был. В ресторане «Арагви» с Люськой посидели, коньяк пили, шашлык ели. В коктейльхолле на улице Горького были, его Люська ерш-избой называет. Вкусно, конечно, но дорого. Чтобы напиться, большие деньги нужны. В Большом театре тоже были, Козловского смотрели, очень богато поставлено. Везде были, я уж и позабыл.
Еще с ними ехал старичок, Семен Игнатьевич, в деревню за Свердловском. В Москве был у дочки. Семен Игнатьевич больше молчал, Васю слушал неодобрительно.
Остальной народ был временный, на сутки или даже на несколько часов.
Елизавета Тимофеевна объяснила, что едет в Томск к сестре погостить.
На четвертые сутки вечером Новосибирск. Поезд стоял почти час. Елизавета Тимофеевна и Вася по очереди (Вася сказал: вещички сторожить надо, сопрут) пообедали в вокзальном буфете, борщ и котлеты с картошкой. Невкусно, зато горячо.
На станции Тайга поезд стоял десять минут. Сошли многие, главным образом на пересадку в Томск. Вася помог Елизавете Тимофеевне перетащить вещи на другую платформу.
— Спасибо, Вася, вы мне очень помогли, не знаю, как бы я без вас доехала. Идите, а то на поезд опоздаете.
— Ладно, мамаша, чего уж. Я вам что сказать хотел. Вы же не в Томск едете, а дальше, в Дунино. Я же не маленький, в людях разбираюсь. Никакой сестры у вас в Томске нет. А в лагере, небось, муж. Вы что, разрешение в Москве получили?
— Нет, я так, на авось еду.
— Вряд ли, конечно, но может и разрешат. Вы один адресок в Дунино запомните, одна моя бабенка там живет, переночевать пустит, скажете — я послал.
— Не надо, Вася, у меня есть, где остановиться, не пропаду.
— Счастливо, мамаша.
— Счастья вам, Вася. Спасибо.
Елизавета Тимофеевна устала. Особенно утомительны были последние четыре часа в «кукушке» от Томска до Дунина. Два вагончика, выпуска, наверное, еще прошлого века, не просто грязные, какие-то засаленные, были переполнены. Бабы и мужики в сапогах и серых телогрейках, как в форме. Несколько человек солдат. Полвагона пьяных. Рвотный запах плохой махорки, пота и грязной одежды. Все говорят, все громко, сплошной мат. Очень болела голова.
Около четырех дня приехали в Дунино. Уже начало темнеть. Елизавета Тимофеевна с трудом вытащила из вагона рюкзак и чемодан, спрыгнула и не упала. После «кукушки» морозный воздух казался опьяняющие чистым, даже голова закружилась.
"Поселок городского типа" Дунино был, в сущности, большой деревней. Несколько двухэтажных домов в центре, а кругом избы. Три-четыре улицы, главная шла от станции продолжением железной дороги.
Володя так подробно все объяснил, что Елизавета Тимофеевна добралась до цели без расспросов и блужданий.
Небольшая чистая изба с палисадником, на окнах белые занавески. Окна тускло светятся. Елизавета Тимофеевна уже заметила, пока шла — лампочки в Дунино горят вполнакала. Постучала. Дверь открыли молча, не спросив: кто там? В дверях стояла пожилая женщина в городском платье, голова и плечи в шерстяном платке.
— Здравствуйте. Вы — Софья Петровна? Мне ваш адрес дал Володя, он здесь в охране служит. Он сказал, что у вас можно остановиться на несколько дней. Меня зовут Елизавета Тимофеевна Великанова, я из Москвы.
— Володя, говорите? Ну что ж, он мальчик приличный. Заходите. Вы с «кукушки», устали, небось, и проголодались. Ого, какой чемодан тяжелый! Да и рюкзак не маленький. Как же вы дотащили, милая?