Двенадцать

— Мне такое кажется маловероятным. Вместе с тем в вас я вижу вполне практичного и адекватного человека, а потому прошу, продолжайте.

Макс принялся подробно описывать, что именно он видел и ощущал. Так тайна Двенадцати стала непременной темой их разговоров, хотя оба они не могли нащупать какой-либо конкретной привязки или связи с другими именами — ни сейчас, ни в прошлом. Увлеченность Макса поиском Двенадцати незаметно передалась и Алану, причем настолько, что он сам выразил желание посодействовать в розыске остальных пятерых, если только он ведется с серьезными намерениями.

— Вот и спасибо, — сказал на это Макс. — Ловлю на слове. Посмотрим, как все будет складываться.

На том, собственно, разговор о Двенадцати у них исчерпался, сменившись, по крайней мере пока, святыми мужскими темами женщин, серфинга и гольфа. Да еще и спиной пациента, стремительно идущей на поправку.

Физическое недомогание у Макса прошло, но финансовое никак не унималось. Раздел имущества с бывшей супругой начался с позиций тех высоких доходов, что были у него до развода. Теперь одни лишь алименты, уходящие в карман Грэйс, превышали его поступления, а решение суда и вовсе поглотило оставшуюся собственность, да и все сбережения. У бизнесмена оставался лишь офис «МАКСимум продакшнс».

Финансовую брешь в фирме заткнуть в целом удалось, однако прежней беззаботной жизни из-за алиментов пришел конец. Как ни странно, Макса это не особо и огорчало. Он проявил гибкость и уже приспособил свою торговую марку — технические фильмы — под бизнес-тренинги или киноленты об историях делового успеха. Для привлечения к ним внимания Макс провел ряд мотивационных презентаций, намеренно сделав акцент на отличие новой продукции от технических фильмов.

Среди светил в этой области был некто Айвен Варн, с которым у них складывались замечательные, тешащие душу диалоги о философии Уайтхеда. К восторгу для себя, Макс уяснил, что Айвен тоже любитель покопаться в сложной уайтхедовской метафизике. Вскоре они были уже не коллегами, а доподлинно друзьями.

Айвен был старше Макса на добрых два десятка лет, так что отношения у них были в каком-то смысле как у сына с отцом. Герберта Доффа не стало как раз тогда, когда «МАКСимум продакшнс» набирал силу. По-своему хорошо, что отец ушел, когда Макс был на подъеме. Ему ничего не мешало гордиться сыном, а не наблюдать потом его удручающее падение.

Он ужасно скучал по частым телефонным разговорам с отцом, которого приятно удивляли сыновние успехи на поприще учебных кинохитов. Теперь он в основном звонил именно Айвену, когда в его жизни случалось что-нибудь волнующее, необычное. Они разделяли примерно такой же энтузиазм, связанный по большей части не с бизнесом, а с искусством, музыкой и философией.

Айвен Варн был основателем «Клуба чудес» — филантропического мозгового центра, направленного на сплочение человечества в единое, солидарное мировое сообщество. Он же пригласил Макса войти в его опекунский совет, став представителем клуба по США. Тот согласился, стал посещать заседания и встречи, проводимые по всей Европе, знакомиться там с известными учеными и политиками вплоть до премьер-министров и президентов.

На осуществление по-настоящему масштабных планов у клуба хронически не хватало средств, но их фабрика идей оказывала на планету серьезное, пусть и опосредованное, воздействие.

Глава 21 Стамбул, город надежды

2004 год

Пытаясь расширить свою деятельность, «Клуб чудес» вышел на контакт с Эролом Ресу, жителем Стамбула. Это имя тоже было в числе Двенадцати, да и человек этот оказался уникальным. Встретившись с ним, Макс испытал приподнятость и волнение.

Этот коренастый остроглазый брюнет в небесно-синем костюме, то и дело отпускающий едкие шуточки, оказался отъявленным непоседой и прекрасным дельцом. Он был очень успешен, а потому все им восхищались, считали эксцентричным трудоголиком, единственным движением руки извлекающим деньги из всего. Ему доставляло удовольствие ловко жонглировать несколькими крупными сделками сразу, с поражениями же он не мирился. Чем выше планка, тем большее удовольствие ему доставляло ее преодолевать.

Мать Эрола была мусульманка, отец — иудей. Младший из пяти братьев родился в Стамбуле. Отец его торговал на рынке. Мальчик уже с шести лет помогал ему продавать лимоны, причем сразу же проявил себя как изощренный торгаш.

В нем сочетались тонкий ум и пробивной характер. Из пяти братьев лишь он один был отдан в школу, которую закончил с отличием. Потом Эрол поступил на бесплатное отделение университета. Перед ним открывалась карьера в политике.

Получив диплом, он устроился помощником парламентария, который через пару лет был избран премьер-министром. Несмотря на молодой возраст — двадцать три года, — Эрол уже пользовался масштабным влиянием в высоких кругах.

Премьер прочил своему протеже членство в кабинете министров, а то и вовсе собственное место.