Двенадцать

Все шли в тревожном ожидании. Морщился под ударами градин обычно улыбчивый Садх, ледяная крупа немилосердно секла его смоляные волосы и смуглую кожу. К месту сбора подошли примерно в половине пятого, всего за полчаса до солнцестояния.

На присутствие Некто по-прежнему не было и намека.

Все продрогли, а потому забрались в пещеру, подальше от стегающих струй дождя с вкраплениями града. Бегущий Медведь, вновь облаченный в церемониальное одеяние, с орлиным пером в головной повязке, развел костер. Все сбились в кучу и кое-как обсохли. От покоя и эйфории прежнего пребывания здесь оставались в лучшем случае воспоминания.

Внезапно дождь с градом прекратились, сквозь ветви деревьев просочились последние лучи гаснущего солнца. Воцарилось безмолвие.

Все, не сговариваясь, вышли из пещеры обратно на площадку.

Тут-то вновь и возник Тринадцатый Апостол.

— Вы возвратились в назначенный час, — заговорил он спокойным, чистым голосом. — Но среди вас нет нового лица. Где же Некто? Как же ваш поиск?

Все притихли. Молчание, длившееся не дольше минуты, казалось вечностью.

Солнце с беспощадной быстротой уходило за горизонт.

Подступало скончание времен, подводя итог невыполненной миссии.

Высоко в небе появился кондор. Неожиданно величавая птица прянула вниз, едва не задев крылом плечо Бегущего Медведя.

Он на мгновение оторопел, но быстро восстановил присущую ему степенность и заговорил:

— Тайные обрядовые знания индейцев лакота и хопи с незапамятных времен гласят, что знаком к наступлению мира и гармонии является встреча орла и кондора. — Он указал на свое орлиное перо. — Это означает, что удача оказалась на нашей стороне. Некто каким-то образом пребывает в данную минуту здесь, с нами!

После недолгой паузы вновь раздался голос Тринадцатого Апостола:

— Бегущий Медведь прав. Появление кондора — это знак, что в эту минуту здесь присутствует Некто. Один из вас и должен быть тем, кого вы все искали.

Присутствующие, ошеломленные такой вестью, растерянно переглянулись меж собой.

Ненарушенную тишину вновь заполонил голос:

— Пусть он сейчас же шагнет вперед. Солнце вот-вот скроется. Если Некто к той поре не выявит себя, то сбудутся самые грозные пророчества. Уделом людей станет век тьмы, но не света.

Глаза всех непроизвольно обратились к Садху. Среди Двенадцати лишь он один, похоже, не был наделен обычным эго, присущим людям. Пожалуй, лишь он мог, сам того не ведая, олицетворять собой Некто. Но юноша просто повернулся к Максу и взглянул ему в глаза со светлым восторгом и любовью.

Макс в ответ посмотрел на него и в этот миг припомнил свое рождение, любовь, полученную им от матери. До него вдруг дошло, что в своих усердных расчетах он забыл о дате своего собственного рождения. Только сейчас Макс осознал, что день его появления на свет — двенадцатое декабря тысяча девятьсот сорок девятого года — обладает числовой величиной и вибрацией, идентичной 12212012. Он вновь пережил свое рождение, рождение всего человечества и в пронзительный миг осознания вспомнил, кем является на самом деле.

Он вспомнил, что родился как Макс, согласился забыть все, что знал, и неразделимо жить человеческой жизнью.

Человек ступил на середину площадки, ощутил себя частью всего сущего, его сознание восстановило связь со всеми, кто когда-либо жил на свете. Впервые он разглядел Тринадцатого Апостола в натуральном обличье. Перед ним стоял преданный посланник и верный помощник в великом замысле, сложившемся еще на заре времен, когда роковой выбор человечества пал на создание цивилизации насилия. Печальная участь рода людского проглянула уже тогда, и суть замысла состояла в том, чтобы уберечь от нее людей.

В полной тишине Макс и Тринадцатый Апостол смотрели друг другу в глаза. Их взгляды были наполнены бесконечной благодарностью и признанием. Они отражали друг друга и взаимно перевоплощались.

Затем оба эти существа слились с тысячами разных людей, когда-либо населявших Землю, мужчин и женщин, молодых и старых, всякой расы и этноса.

«“А” является, но не равняется “А”».

Макс был и не был собой. Он был, но не являлся Тринадцатым Апостолом, как и каждым из когда-либо живших людей. Все Двенадцать — Мелоди, Мария, Ицык, Чилл, Алан Тэйлор, Римпоче, Эрол, Сан Пак, Хуан, Йоко, Бегущий Медведь и Садх — чутко застыли, озаренные прощальным отблеском солнца, вместе с которым кануло время в том виде, в каком его извечно знало человечество.

Замолкли птицы.

Стих ветер.

Воцарилось полное безмолвие.

Никому не ведомый миг, равный вечности.

Сбылось пророчество майя. Все сложилось так, как было предначертано на заре — или во тьме — времен.

Для Макса это было déjà vu его предсмертного состояния. Сюда вновь пришли свет и любовь, вкрадчиво участливое тепло смутных людских очертаний, сонмы душ, окруживших Двенадцать в радостном порыве начала времен для человечества, а возможно, и для всей Вселенной.

Ход времени возобновился, и одновременно с тем заговорил Макс. Но это был уже не совсем он, обычный, один из многих. Он был пронизан осознанием той своей сущности, которая когда-то вдохнула жизнь и сознание в каждого из Двенадцати.