Двенадцать человек - не дюжина

— По-моему, оба они великолепны! — сказала она убеждённо. — Но прадедушке некоторые люди тогда говорили, что лучше бы он посадил Вашингтона на коня. А другие, самые нахальные, заявляли, что у него чересчур уж длинная шея. А про Наполеона они говорили, что у него только одна шляпа и похожа, а будь он без шляпы, его и узнать бы нельзя было. Представляешь?!

— Вот наглость! — сказала Марианна.

— Правда ведь наглость? Прадедушка сам рассказывал это дедушке Зомеру, а дедушка Зомер сам рассказывал нам. Значит, всё это чистая правда.

— А ведь на самом-то деле он точь-в-точь такой же, как наш бронзовый, — сказала Марианна, — только побольше.

— Да уж люди чего не наболтают! — вздохнула Нелли. — Молочница, которая жила тут по соседству — она тоже давно померла, — хотела их взять к себе и поставить в огород за домом. Для красоты. Но, конечно, задаром. Задаром! Представляешь, какая обида для нашего прадедушки? И он ответил, что никогда они не будут стоять среди репы и моркови, как огородные пугала. Уж лучше пусть здесь остаются.

— Вот это правильно! — кивнула Марианна.

А Нелли, увлечённая собственной речью, с горящими глазами продолжала:

— И до тридцатого столетия тут будут стоять Вашингтон с Наполеоном. А может, даже ещё дольше! И мои прапраправнуки будут глядеть на них и говорить: «Это осталось нам на память от прадедушки нашей прапрапрабабушки!» Представляешь?

— Твои прапраправнуки… Вот это да!

Они замолчали и принялись снова с торжественным видом разглядывать памятники.

Между президентом Вашингтоном и императором Наполеоном была протянута верёвка. На этой верёвке болталась маленькая жестяная лодочка.

— Это Эрих подвесил, — коротко сказала Нелли. — Подвесная дорога.

Ей, видно, не особенно хотелось распространяться на эту тему.

— Да? Как так? — не поняла Марианна. Нелли смущённо кашлянула.

— Вашингтон — горная станция, а Наполеон — станция в долине. Дядя Михаил говорит, что прадедушка обиделся бы, если бы узнал про эту подвесную дорогу. Покачал бы головой и сказал: «Мой правнук Эрих ничего не смыслит в искусстве!»

— Ха-ха! «Ничего не смыслит в искусстве»! — передразнил её кто-то за дверью. — И всё-то ты повторяешь, Нелли! Как попугай!

Девочки испуганно обернулись.

В дверях, широко расставив ноги, стоял мальчишка лет двенадцати с пилой на плече. Он насмешливо глядел на Нелли.

— А, это ты, Эрих! — удивлённо воскликнула Нелли.

— Да ты ведь и так сразу поняла, что это я! Голос-то мой ты знаешь!

— Конечно… — смутилась Нелли. — А мы тут как раз говорим про императора и президента. Марианна, это мой брат Эрих. Это Марианна Шпиндель из нашего класса. Мы с ней сегодня подружились.

Марианна обрадовалась: хорошо хоть Нелли на этот раз не упомянула про «дюжину».

— И ты, не теряя времени, давай рассказывать новой подруге всякие ужасы, — сказал Эрих, покачав головой. — Так значит, я ничего не смыслю в искусстве? А кто сметает пыль с Вашингтона и Наполеона? Кто снимает у них с головы паутину? Кто фотографирует их во всех ракурсах?

— Ты, — поспешно согласилась Нелли. — Конечно, всё ты, Эрих!

— И я, выходит, ничего не смыслю в искусстве! Ха-ха!

— Ну ладно, — сказала Нелли, — а всё-таки признай, что с подвесной дорогой — это детская выходка!

— «Детская выходка»! Ха-ха! Какая солидная особа! Если не ошибаюсь, ты, кажется, на целый год меня моложе, уважаемая!

Эрих повесил свою пилу на крюк, вбитый в стену, и, легонько щёлкнув по ней ногтем, стал глядеть, как она качается, словно маятник. А только она остановилась, снова дал ей щелчка…

Нелли, кашлянув, примирительно спросила:

— Ну что, отпилили ножки у кухонного стола? Теперь он современный?

— Да нет, это мы с братцем Фрицем карандашики точили, — ответил Эрих и снова дал щелчка остановившейся было пиле.

Нелли и Марианна, весело взглянув друг на друга, захихикали.

Эрих засунул руки в карманы и прошёлся по мастерской с таким видом, будто никаких девчонок тут вообще не было. Подойдя к двери, он обернулся и сказал:

— Могу спорить, Нелли…

— О чём, Эрих? — спросила Нелли.

— Могу спорить, что ты не спросила входного билета!

Нелли перестала хихикать.

И Марианна тоже.

На одно мгновенье в мастерской воцарилась тишина.

И вдруг Нелли сказала:

— А вот и спросила! Как раз перед твоим приходом! Что, думаешь, вру?

Эрих ещё глубже засунул руки в карманы. Казалось, его руки вот-вот вылезут снизу из коротких полотняных штанов.

— Думаю, врёшь, — сказал он.

— А вот и не вру! — крикнула Нелли.

— А вот и врёшь!

— А вот не вру!

— А вот врёшь!

— Не вру!

— Врёшь!

— Не вру, не вру, не вру!

— Врёшь, врёшь, врёшь!

Марианна, сев на каменный ботинок Наполеона, глядела то на одного, то на другого.

— Из-за чего вы ссоритесь? — спросила она с недоумением.

— Да мы не ссоримся, — удивлённо ответила Нелли. — А разве кажется, что мы ссоримся?

Она провела рукой по пьедесталу Вашингтона и хмуро бросила брату:

— Нет, я не вру!

— Врёшь! — сказал Эрих сквозь зубы.

— Нет, я не вру! — мрачно повторила Нелли.

— И это называется — вы не ссоритесь? — спросила Марианна.

— Конечно, нет, — ответила Нелли.

— Ага…