Двенадцать, или Воспитание женщины в условиях, непригодных для жизни

Следующий эпизод помню отчетливей. Велосипед! Мне купили новенький велосипед — почти такой же, как у папы, только немного меньше и легче. Вышли во двор, как два настоящих мужчины. Пока папа ходил за сигаретами, я хвастался великом перед соседской девочкой. Тоже ничего себе: шустрая, как мышка, а глаза, как у куклы, — большие и бархатные, в обрамлении длинных черных ресниц. Я разрешил ей подержаться за руль, она смеялась. Противно так, будто велосипедный звонок заклинило. Папа вернулся, погладил девочку по головке, дал конфетку. И мы поехали. По кругу объехали двор. Девочка бежит вслед за мной, звенит своим смехом-звоночком. Папа ее нахваливает, тоже смеется. А потом шепчет мне: „Ну-ка, поддай газку!“ Я сильнее налег на педали — девочка не отстает, смеется, даже в ушах звенит. „Ишь, какая веселая, — морщится папа и мне так тихонечко: — Еще поддай!“ А сам оборачивается к девочке, улыбается, подбадривает. А та бежит. Но уже не смеется, щеки красные, как помидор, пыхтит, старается не отставать — игра все-таки! „Быстрее!“ — приказывает сквозь зубы отец. Выехали на шоссе. Упрямая девчонка бежит! Дышит, как паровоз. В глазах, опять-таки, — вода. Наконец отстала, плюхнулась прямо в пылищу, колени поразбивала. Я еще разок оглянулся: бредет назад, хромает, спина согнута, платье в пыли… Папа мне подмигивает, я в ответ, конечно же, улыбаюсь. А сам чувствую, будто внутри меня кошачья лапка: мягкая, но с коготками и — царапает. Неприятное чувство…

Таких случаев было много, пока я не понял то, что должен был понять, то, к чему меня готовили: женщины не для этого мира. Он создан для мужчин. Сильных и бессмертных.

В школе я всегда сидел за партой один. Меня считали „злым“. Но я не был злым. Я просто не знал, как нужно себя вести, особенно в старших классах. И поэтому всегда держал оборону. Ни друзей, ни девушки у меня не было. Что за невезение, почему?

— Почему, — спросил как-то у матери, — вы считаете, что все зло — от женщин? Ведь ты — тоже женщина. И папа тебя не презирает.

— Понимаешь, сынок… — забегали глаза у матери, — времена изменились. Сейчас порядочных женщин нет — каждая если не наркоманка, то шлюха или охотница за чужим добром. Мы просто хотим уберечь тебя. Не хотим, чтобы ты страдал, когда женишься, если вдруг…

Она замолчала и отвернулась к плите — там что-то шипело. Мама засуетилась и не закончила фразу.